За прошлую неделю Аркадий Бабченко прославился в мировых новостях дважды: во вторник, 29 мая – как очередная жертва путинского режима, а на следующий день, в среду – как воскресший символ новой реальности, в которой верить нельзя никому, даже тем, за кого ты по каким-то внешним или внутренним причинам болеешь. Реакция мировой прессы на «операцию Бабченко», за крайне редким исключением, была мгновенной и единогласной. С резким осуждением и вопросами к Службе безопасности Украины (СБУ) выступили крупные международные организации типа Комитета защиты журналистов (CPJ) и политики.
«Операция Бабченко», кажется, мгновенно исчерпала беспроцентный кредит доверия, выданный западным миром Украине в 2014 году. До этого в газетных колонках, докладах экспертных центров и речах политиков Украина описывалась исключительно в торжественных и хвалебных терминах, а Россия представала таким манихейским злом, от которого может исходить только «кремлевская дезинформация» и моральный релятивизм в оправдание своих преступлений. На борьбе с этой дезинформацией была построена не одна карьера и освоен не один бюджет, как вдруг при помощи российского же гражданина Бабченко выяснилось, что «ложь во спасение» не чужда и условному «добру», то есть Украине.
И те же самые издания, и даже те же самые авторы, которые три-четыре года назад описывали войну на востоке Украины как цивилизационный конфликт, в котором все порядочные люди и страны должны занять одну сторону (а противоположную, казалось, могут занимать только законченные маргиналы, подыгрывающие всеобщему врагу исключительно из корысти или детского бунтарства), сегодня приходят практически к полному консенсусу: нет, врать нам нельзя, даже если ты условно «наш».
Самый яркий пример такого разворота – колонка в Washington Post Энн Эпплбаум, пулитцеровского лауреата за книгу о ГУЛАГе и одного из самых громких голосов ястребиного крыла публицистов, пишущих о России. Она этот тезис формулирует прямо, хотя и буквально записывает Украину в «западные демократии», которые, согласно Эпплбаум, «до недавнего времени избегали публичного троллинга и откровенных издевательств, к которым регулярно прибегает российская сторона». А «западные журналисты потоку дезинформации противопоставили усиленную приверженность фактам» – более чем сомнительное утверждение, если вспомнить, каким конспирологическим паникерством в американских медиа сопровождалось освещение российского вмешательства во внутреннюю политику США.
Эпплбаум приводит аргумент, который во всех последующих публикациях сводится к тезису: это плохая спецоперация, потому что она играет на руку Путину. То есть полярность не поменялась, Россия все еще экзистенциальный враг, но бороться с ней ее же средствами аморально. При этом она отмечает, что подобные трюки оттолкнут от Украины не только западных лидеров и дипломатов, которых тоже выставили дураками с их соболезнованиями (одним из первых, например, выступил британский министр иностранных дел Борис Джонсон), но и уничтожит и без того «микроскопический уровень доверия» украинского общества к украинским же властям и СМИ.
Этот аргумент переворачивает буквально с ног на голову другой колумнист в той же Washington Post Максим Эристави, один из создателей международного вещания «Громадского ТВ» и научный сотрудник Атлантического совета: мол, это украинцы теряют веру в Запад, а не наоборот. Эристави упрекает западных журналистов в привилегированном снобизме: в Восточной Европе постоянно убивают ваших коллег, а раз хоть одного удалось спасти, цель оправдывает средства.
Однако с такой точкой зрения Эристави на Западе остался в убедительном меньшинстве. Московский корреспондент Christian Science Monitor Фред Уир в своем репортаже о давлении на украинские СМИ со стороны властей страны намекает, что Украину нужно мерить той же мерой, что и Россию, то есть называть цензуру цензурой, даже если она проводится якобы в благих целях «противодействия российской дезинформации». Мэри Дежевски из Independent пишет, что друзьям и союзникам Украины будет простительно пересмотреть заявления украинской стороны о природе конфликта с Россией или как минимум относиться к ним с большим скепсисом в будущем. А у России, говорит Дежевски, появился дополнительный аргумент в пользу того, что Украина – отсталая, провинциальная страна, которой не место в высшей лиге.
Вопрос институционального доверия публики к журналистам и журналистов к властям, которое было подорвано фокусом с воскрешением Аркадия Бабченко, поднимается в любом материале на эту тему. Ведь перед нами идеальное этическое упражнение. Можно ли не просто соврать во имя какого-то блага или посрамления врага, а еще и демонстративно манипулировать искренними чувствами всех, включая своих союзников? И ответ почти везде одинаков: нет, нельзя. Юлия Иоффе в New York Times пишет, что все идеалы, за которые независимые российские журналисты подвергались преследованиям со стороны государства, Бабченко буквально испепелил своим киношным сговором с украинскими спецслужбами. И кто им теперь после этого будет верить?
Интересно, что в интервью Брайану Стелтеру на CNN Иоффе применила к СБУ определение «наследница КГБ» (successor to the KGB) – формула, ранее настолько избыточная, манипулятивная и заезженная в материалах о России применительно к ФСБ, что среди читателей сайта ИноСМИ она стала мемом еще десять лет назад. Теперь дословно та же формулировка будет встречаться в материалах про СБУ, и это автоматически означает, что доверие к украинским спецслужбам теперь такое же, как к российским. «С такими друзьями Украине враги не нужны», – констатирует в своей передовице The Economist, в которой заодно подвергает критике возможное увольнение министра финансов Александра Данилюка и торможение реформ украинскими силовиками. В Guardian в прошлом году вышла колонка самого Аркадия Бабченко с рассказом о том, как ему пришлось покинуть Россию; в прошлую среду она обрела вторую жизнь и стала хитом, а твит бывшего московского корреспондента газеты Шона Уокера со ссылкой на нее и комментарием «Нет слов» набрал две с половиной тысячи ретвитов. После чего Уокер извинился перед читателями, сказав, что в следующий раз будет осмотрительнее и не станет на слово верить украинским властям. После этого в той же Guardian вышло аж четыре критических материала про фейковую смерть Бабченко, примерно с теми же аргументами, что и везде (это играет на руку Кремлю и подрывает доверие к Украине), а известный исследователь фейковых новостей и пропаганды Питер Померанцев уходит в философские рассуждения о природе истины в современном мире вообще и предупреждает об опасности крайнего информационного нигилизма, когда в целях самосохранения читатель перестает верить вообще во что бы то ни было. Спасение Померанцев видит в поддержке тех, кто остается верен истине, несмотря ни на что, – в пример он приводит журналистов, которые немедленно после новости об убийстве Бабченко побежали снимать записи с камер наружного наблюдения у его дома в Киеве и опрашивать возможных свидетелей, потому что интуитивно знали, что властям доверять нельзя.
Точка зрения, что Украина с историей о фейковой смерти Бабченко, как говорится, выстрелила себе в ногу, мгновенно стала мейнстримом не только в американских и британских медиа, но и среди ближайших соседей Украины. Польская Rzeczpospolita пишет, что в странах Запада полно влиятельных политиков, мечтающих поскорее вернуться к нормальным отношениям с Россией, чему Украина всячески способствует своим непредсказуемым поведением. А доверие к Украине, говорит обозреватель Ежи Хащиньский, от которого зависит и безопасность Польши, сейчас целиком держится на том, удастся ли доказать, что смерть и воскрешение Бабченко были единственным возможным сценарием. Чешский журнал Reflex напоминает, что «верить украинцам – большая ошибка», ведь они тоже ведут непримиримую войну с Москвой, и любая их информация может быть очередной игрой спецслужб.
Чем бы ни руководствовалась Служба безопасности Украины и какими бы убедительными ни были ее последующие доказательства «руки Кремля», одно не вызывает никаких сомнений. Спецоперация с фальшивым убийством Аркадия Бабченко и его чудесным воскрешением обернулась провалом международного масштаба, который будут вспоминать еще долго, и вполне возможно, что не одно будущее поколение журналистов и политиков будут изучать фейковые новости и журналистскую этику на примере именно этого украинского кейса.