Лучше всего роман «Пена дней» и снятый по нему фильм Гондри описывают слова самого Бориса Виана: «На свете есть только две вещи, ради которых стоит жить: любовь к красивым девушкам, какова бы она ни была, да новоорлеанский джаз или Дюк Эллингтон. Всему остальному лучше было бы просто исчезнуть с лица земли, потому что все остальное — одно уродство».
Мишель Гондри нашел прозу, которая лучше всего подходит для его кинематографических коллажей. Есть где развернуться его изощренной режиссерской фантазии: форма прямо‑таки требует, чтобы с ней экспериментировали. Здесь найдется место всему: коктейльному пианино, вращающимся запястьям, водяным лилиям, расцветающим в груди и несущим смерть; человекоподобному мышонку; изменяющимся в джазовом танце пропорциям человеческого тела. И все это лишь для того, чтобы рассказать о любви. Это классическая история для литературы ХХ века: любовь меняет жизнь героя, а потом героиня умирает в предпоследнем абзаце от тяжелой болезни. Практически «Три товарища» Ремарка, помещенные в атмосферу «Пятого элемента» с Одри Тоту в главной роли.
У Гондри получился своеобразный сдержанный сюрреализм: несмотря на все игры с формой, обыденными предметами и образами, сюжетная линия прочитывается слишком четко, у зрителя не остается пространства для интерпретаций. Поэтому, конечно, «Пена дней» — не прямой наследник «Андалузского пса» Бунюэля, а дальний родственник, претендующий на богатое наследство. Сюрреализм-лайт, по сути, единственное, что может позволить себе режиссер, не забывающий о современном массовом зрителе с его в принципе незатейливыми потребностями, желаниями, неначитанностью и практически нулевой «насмотренностью». Сегодняшний зритель не терпит недосказанности и многозначности — ему подавай яркие, понятные, динамично смонтированные образы. Даже фильм Гондри — такой ясный, простой, украшенный играми с формой и пространством, — может поставить зрителя в тупик. После сеанса две барышни, обмениваясь недоуменными взглядами, воскликнули: «Судя по плакату — романтическая мелодрама, а тут такое!..»
А Гондри, собственно, никому не обещал снять вторые «Мосты округа Мэдисон». В его фантазии исчезают все жанровые границы и любая история превращается в грустную сказку о жизни и любви — грустную только потому, что всему на свете приходит конец. Режиссер не претендует на звание кинематографического Андерсена, но и в его сказке «позолота сотрется, свиная кожа останется». Со временем забудутся самые смелые постановочные решения, выразительные, сумеречные кадры второй половины фильма, яркие декорации из первой части — останутся только прожитая любовь и музыка Дюка Эллингтона.