Художник-реставратор Татьяна Бычко об экспертной оценке и реставрации произведений искусства

Фото: Константин Мельницкий

При 11 миллионах экспонатов отечественного музейного фонда в Украине имеется всего 250‑300 художников-реставраторов, работающих в Реставрационном центре и его филиалах. На выполнение существующего объема работ каждому специалисту не хватит и пяти жизней. Первую из них Татьяна Бычко полностью посвятила восстановлению произведений искусства и их экспертной оценке. Проработав около 40 лет в Национальном научно-исследовательском реставрационном центре Украины, художник-реставратор восстановила свыше 2000 произведений. «Капиталу» Татьяна Бычко рассказала о приемах, которыми пользуются мошенники, и о том, почему реставрацию нужно доверять только профессионалам.

— Реставрационный центр хорошо известен коллекционерам. С какими вопросами они к вам обращаются?

— Чаще всего коллекционеры приносят произведения искусства на экспертную оценку. Сейчас это очень распространено: перед тем как приобретать работу, ее отдают на экспертизу для подтверждения авторства и аутентичности. То есть, чтобы выяснить, не является ли она подделкой. Суперсовременного оборудования у нас нет, зато имеется неплохая научно-техническая база. Исследовав материальную часть произведения, наши специалисты определяют время его создания, аутентичность подписи, когда и как она нанесена на красочный слой и так далее.

— Специализируетесь только на живописи?

— Центр охватывает все направления искусства. Хотя, конечно, наиболее точно оцениваем именно масляную и темперную живописи. Сложнее использовать наши методы для экспертизы изделий из металла. А наименее охваченным сегментом, пожалуй, является прикладное искусство, в том числе изделия из фарфора. Впрочем, в девяти случаях из десяти украинские коллекционеры собирают именно живопись.

— Искусствоведческая экспертиза и химико-физические исследования исключают друг друга или дополняют?

— Разумеется, визуальные искусствоведческие исследования важны. Однако у нас осталась всего пара-тройка искусствоведов, на мнение которых действительно можно опереться. При этом даже суперэксперты иногда ошибаются: визуально бывает очень сложно определить, написана картина в начале ХХ века или несколько лет назад. Поэтому всегда лучше, чтобы заключение искусствоведа подтверждали исследования материальной части.

— Сколько стоит экспертиза одного произведения искусства?

— Стоимость экспертизы зависит от объема химических исследований и составляет в среднем 2000‑2500 грн. Совсем уж очевидное заключение, не предполагающее химических исследований, можно получить за 800 грн. Лично мне подобные варианты ужасно не нравятся, но сейчас это вошло в моду: к картине дарят «открытку» с заключением эксперта.

— Часто ли на экспертизу приносят подделки?

— Если раньше несли 80 % подделок и 20 % подлинников, то сегодня все с точностью до наоборот: оригинальных работ гораздо больше. Связываю это с тем, что в 2002‑2004 годах на рынке был невероятный подъем: хватали все подряд. Спрос породил предложение — и возникло невероятное количество фальшивок. Сейчас рынок упал: спрос снизился на 90 % — и подделок стало гораздо меньше. Кроме того, учтите: с каждой картиной мы становимся опытнее и обмануть нас сейчас сложнее. Поэтому те, кто хочет выдать написанную вчера работу за шедевр XV века, просто не принесет ее нам.

— Какими приемами пользуются авторы подделок, чтобы выдать их за оригиналы?

— На своем веку я столкнулась со всевозможными фокусами: подделывают подпись, выдавая работу одного автора за другого, более дорогого. Причем делают это настолько хитроумно, что визуально никак не отличить. Бывает, пишут на старых холстах. Эффект старины придают чередованием «холодное-горячее-холодное-горячее», тогда красочный слой своеобразно высыхает. Однако наша работа в том и состоит, чтобы как бы вы ни состаривали произведение, каким бы древним оно ни выглядело, если оно было написано недавно, приборы так и покажут. Наши химики разработали методику определения возраста работы при помощи исследования полимеризации масла: этот процесс невозможно ускорить никакими силами.

— Встречаются ли подделки среди музейных работ?

— Бывает и такое. Однажды ко мне попал пейзаж Ильи Репина, который хранится в Тернопольском музее: картину украли, потом нашли и отправили к нам на атрибуцию — чтобы определить, подлинник вернулся или нет. Оказалось, на работе стоит фальшивая подпись, причем нанесли ее лет через сто после написания картины, но до похищения. Получалось: что из музея было украдено, то и вернулось, но это совершенно определенно была подделка.

— Как вы относитесь к историям, когда где‑нибудь на чердаке вдруг обнаруживают шедевр великого художника?

— Это все неподтвержденные сказки: на моей памяти такого ни разу не происходило. Разве что в 1977‑м наш реставратор Анатолий Иванович Устинов из запасников Национального музея русского искусства взял картину, которая никогда не выставлялась и шедевром не считалась: на ней изображен мальчик в украинской национальной одежде. В результате реставрации определили, что это написанное в 1890‑е полотно Николая Ге. Сейчас работа входит в постоянную экспозицию музея и, на мой взгляд, является одним из настоящих его украшений.

— Главным направлением деятельности центра все же является реставрация произведений искусства. Вы принимаете заказы только от музеев или от частных лиц тоже?

— Мы работаем и с музеями, и с частными коллекционерами. Причем последние часто прибегают к помощи каких‑то художников, печатных реставраторов, и в 90 % случаев работы бывают испорчены. Во-первых, реставратор сам по себе работать не может: в одиночку он деградирует. Во-вторых, неподготовленный заказчик часто не понимает, как должна выглядеть работа после реставрации.

— А как должна выглядеть работа после реставрации?

— Как старая работа в хорошем состоянии и ни в коем случае «как новая». Не понимая этого, реставраторы-непрофессионалы пишут поверх авторской живописи, дублируют, накладывая один холст на другой, промывают произведения, снимая загрязнения, а вместе с ними и лессировки — последний слой, который делает картину тонкой и объемной. В результате такой «реставрации» коллекционеры просто губят свои работы.

— Почему одни произведения реставраторы «дорисовывают», а другие — лишь консервируют?

— Мы стараемся максимально сохранить аутентичность материальной структуры каждой работы. Чем больше чьи‑либо руки — опытные или неопытные — влезают в произведение, тем для него хуже. Особенно жутко дописывания выглядят на иконах: считаю, делать на них реконструкцию беспардонно и нахально. Но, например, если не реконструировать живопись XIX века, это часто мешает ее восприятию. Так что всегда важно найти золотую середину: окончательное решение о способе реставрации принимаем индивидуально для каждой работы, на ученом совете. И уж если реставратор взялся за реконструкцию, он должен почувствовать стиль, в котором написано полотно. Только в этом случае вставка не будет выглядеть более свежим дополнением.

— С какими повреждениями вам приходится сталкиваться и с какими сложнее всего работать?

— Что касается живописи, это могут быть прорывы и деформации холстов, осыпи, отслаивание красочного слоя. Иногда, бывает, приносят, разбитые вазы, фарфоровые фигурки с отбитыми ручками-ножками. Хуже всего, если вещи несут уже после неумелой реставрации: переделывать всегда сложнее.

Одна из самых трудоемких процедур — это утоньшение лакового слоя на потемневшей от времени картине: вместе с лаковым слоем можно снять все лессировки. Мы делаем так, что работа остается старой, золотистой, но живопись видна, причем в полном объеме.

Трудный случай представляют собой «записи» на работах — фрагменты изображения, сделанные посторонней, не авторской рукой: например, часто попадаются переписанные иконы. Бывают казусы. Частный заказчик принес диптих XVII века, выполненный под малых голландцев: два монаха-доминиканца занимаются повседневными делами. Когда стала расчищать работу от загрязнения, поняла, что картины переписаны, и начала снимать новые записи. И представьте мой шок, когда изображения добродетельных монахов превратились в полуголых дам, к которым эти самые монахи пристают!

— Как вы принимаете решение, какое изображение сохранять: верхнее или нижнее?

— Если икона, скажем, XVIII столетия, а нижний слой — XVII, часто оставляем как есть: живопись XVIII века бывает очень хорошей. Иногда, если позволяют условия, делаем расслоение, сохраняя оба изображения. Но тут нужно понимать: снимать старые записи — кропотливая и трудоемкая работа, которая может быть очень опасной для произведений.

— Может ли возникнуть проблема с определением идентичности отреставрированной работы?

— Как бы мастерски ни поработал реставратор, взглянув на картину, любой специалист определит, где авторский красочный слой, а где неродной. Так же, как мастер всегда точно скажет, в каких местах автомобиль был поврежден, даже если его идеально покрасили и отрихтовали. При проведении экспертизы берут во внимание именно нетронутый авторский слой.

— Как долго может длиться реставрация и какова ее стоимость?

— Если, скажем, это осыпь 10 х 10 см, при всей сложности ее можно устранить месяца за полтора. А вообще, продолжительность реставрационных работ колеблется в пределах от месяца до двух лет. Цена же зависит от объема работ и варьируется от 500 до 10 000 грн.

ДОСЬЕ

Татьяна Бычко — художник-реставратор станковой масляной живописи высшей категории. В 2006 году получила звание заслуженного работника культуры Украины. С 2010‑го — заместитель директора по научно-реставрационной работе Национального научно-исследовательского реставрационного центра Украины.

Занималась восстановлением «Жертвоприношения» Иоганна Пинзеля, «Юродивого» Павла Сведомского, «Синопской бухты» Алексея Боголюбова, «Оранты» Михаила Врубеля, фрагментов «Панорамы обороны и освобождения Севастополя» Франса Рубо и других выдающихся памятников искусства.