Поступив на службу мировым судьей, Богдан Ханенко правильно выбрал судебный участок. Через несколько лет он стал одним из крупнейших коллекционеров

Киевский миллионер Богдан Ханенко вкладывал деньги в живопись и антиквариат. Со временем он стал обладателем одной из крупнейших в Российской империи коллекций. А когда решился превратить частное собрание в музей, придумал оригинальный способ его «вечного» финансирования. Причем на государство не рассчитывал, поскольку хорошо знал: ни денег, ни должного отношения к учреждению культуры от чиновников не добьешься.

Судья-антиквар

Богдан Ханенко родом из Черниговской губернии. Он происходил из именитой, но обедневшей семьи. Свой главный счастливый билет молодой адвокат вытащил, посватавшись к киевлянке Варваре Терещенко — дочери сахарного короля Николы Терещенко. Отец девушки заподозрил молодого человека в намерении жениться по расчету. Препятствовать не стал, поскольку видел, что дочь влюблена, однако отлучил молодоженов от своих капиталов.

Богдан и Варвара, обвенчавшись в Глухове, уехали в Петербург. Жить предстояло на скромную зарплату Богдана Ивановича, поступившего на службу мировым судьей. Он грамотно выбрал себе судейский участок — тот, где расположен Апраксин двор, место сосредоточения антикварных лавок.

Мировой судья рассматривал мелкие имущественные споры, и антиквары Апраксина двора в порядке «налаживания контактов» информировали судью о наиболее ценных поступлениях. Он первым являлся на осмотр и покупал (разумеется, со скидкой!) то, что потом мог перепродать намного дороже. Насколько объективным судьей при этом был Ханенко, трудно сказать. Но антиквары явно были не в обиде. А Богдан Иванович получал неплохую прибавку к жалованью. Впрочем, самые ценные предметы старины он оставлял себе, начав формировать небольшую кол­лекцию.

Инвестор

В 

1881 г. клан Терещенко признал наконец брак Варвары. Чета Ханенко переехала в Киев, где на Богдана Ивановича посыпались должности: председатель Южно-Русского общества поощрения земледелия, председатель Киевского комитета торговли и промышленности, член Киевского биржевого комитета, член правления нескольких банков. Он построил напротив университета шикарный особняк, в который супруги переехали в 1885 г. «Здесь в Киеве, — писал Ханенко своему знакомому, — этими днями рыли для постройки домов погреба… находят много интересных остатков старины и вещей. Все это тащат кто куда попало. Хоть я и не археолог, но чтобы не дать погибнуть бесценным вещам, решил купить некоторые находки…»

«Некоторые находки» натолкнули Богдана Ивановича на мысль, что киевская земля полна древних сокровищ. Он организовал собственные археологические раскопки, доверив руководство ими гимназическому преподавателю истории Викентию Хвойке.

Первые же раскопки стали сенсацией: Хвойка обнаружил на Подоле уникальное поселение эпохи каменного века. Оно вошло с тех пор во все учебники истории под названием Кирилловская стоянка. Затем он нашел на Замковой горе орудия бронзового века. А два года спустя, продолжив раскопки на Подоле, открыл следы трипольской культуры — поселение, возраст которого превышал 5 тыс. лет. Эта находка мирового значения сделала Викентия Хвойку знаменитым.

Деньги, инвестированные Богданом Ивановичем в раскопки, окупились с лихвой. Ханенко стал обладателем одного из крупнейших археологических собраний в Российской империи — около 1400 единиц. Оно включало предметы из железа, бронзы, глины, серебра и золота — мечи, сабли, кинжалы, пряжки, кресты. Наиболее ценные археологические находки коллекционер хранил в своем кабинете в «несгораемой железной кассе» (так называли сейфы).

Агенты

Разбогатев, Ханенко продолжил начатое в Петербурге коллекционирование западной живописи. Такой выбор имел вполне прагматичное объяснение. Русские художники были в моде и стоили дорого, а работы старых мастеров западных школ считались на антикварном рынке «хламом».

Для формирования коллекции собиратель нанял агентов. Они нередко жульничали. Например, итальянец Беллизарио умудрился продать Богдану Ивановичу помпейскую статуэтку, украденную из Неаполитанского музея — ее пришлось вернуть. А московский агент Илья Остроухов однажды телеграфировал: «Предлагаю четыре первоклассные иконы XV века за 10 000. Две я беру. Советую взять другие. Ответ необходим немедленно. Переведите 5000». К вечеру пришел ответ: цена слишком высокая. Возмущенный агент отбил срочную телеграмму, сообщив, что если деньги немедленно не будут переведены, то бесценные иконы уйдут — есть другие претенденты. Утром необходимая сумма была отправлена. Художник Игорь Грабарь, свидетель этих переговоров, вспоминал: «Много лет спустя я узнал из нескольких источников, что все четыре иконы были предложены Остроухову не за 10 000, а за 5000. Две лучшие он получил, таким образом, даром».

Деньги для музея

За 

несколько десятилетий Богдан Иванович и Варвара Николовна собрали внушительную коллекцию, включавшую живопись, скульптуру, графику, оружие, посуду, старинные ковры и ткани, гобелены, витражи, античное стекло, иконы, предметы старинной мебели, археологические древности.

В 1913 г. Ханенко решил превратить семейное собрание в общедоступный музей. Его волновало одно: кто будет содержать музей после их с женой смерти? Детей у них не было. На государство рассчитывать нечего — Богдан Иванович уже сталкивался с полным равнодушием чиновников, когда в течение долгих лет добивался сооружения в Киеве Художественно-промышленного и научного музея (ныне — Национальный художественный музей).

Словом, о будущем музея должен позаботиться его основатель. И Ханенко решил построить жилой доходный дом — деньги от сдачи квартир пойдут на содержание музея. Купил соседнюю с его особняком усадьбу, пригласил модного архитектора Павла Андреева.

Уже в следующем году был сдан шестиэтажный гигант класса «люкс»: капитальные стены в четыре кирпича, бетонные своды, две мраморные и пять гранитных лестниц в подъездах, балконы, очаги с плитами, большие ванны. Средняя цена аренды квартиры в таком доме составляла 2000 руб. в год. Для сравнения: средняя годовая плата за четырехкомнатное жилье в центре Киева — около 450 руб.

Финансовый «вечный двигатель»

Первые два года сдача квартир в аренду приносила Ханенко 93 325 руб. годового дохода. В 1916 г. домо­владелец установил «подъемную машину» (лифт), что позволило увеличить арендную плату еще на 10 %.

В итоге дом с 50 дорогими квартирами и лифтом стал давать ежегодный доход в 100 тыс. руб., которые, за вычетом затрат на обслуживание самого дома, предназначались на содержание музея и выплату зарплаты его сотрудникам. Сумма значительная. Например, в ноябре 1916 г. Ханенко завещал Художественно-промышленному и научному музею капитал в 100 тыс. руб. с тем, чтобы проценты от этой суммы систематически поступали для удовлетворения нужд этого учреждения. Сравните: собственный «храм искусств» коллекционера получал не проценты с аналогичной суммы, а саму сумму, причем ежегодно. Естественно, на такие деньги музей мог безбедно существовать и развиваться долгие годы.

Увы, политический форс-мажор — пришедшие к власти большевики национализировали музей и доходный дом — сломал денежный «вечный двигатель». Музей, лишившись источника финансирования, стал советским «очагом культуры» с нищенским бюджетом… Богдан Иванович об этом не узнал — его не стало в мае 1917‑го.

В завещании он просил, чтобы музею присвоили его имя. Однако советская власть в 1923 г. решила, что у Богдана Ханенко нет «революционных заслуг, связанных так или иначе со служением пролетарской культуре». Более 75 лет уникальное собрание безлико именовалось то Вторым государственным музеем, то Государственным художественным музеем, то Музеем западного и восточного искусства… Лишь в 1999 г. справедливость восторжествовала — семейную коллекцию переименовали в Музей искусств им. Богдана и Варвары Ханенко.