Это было в начале 2000‑х. Вскоре после окончания заштатного иняза я обнаружил, что мое окружение начало стремительно редеть. Студенческие друзья неожиданно для меня стали массово уезжать в Германию, Францию и за океан. Меньше было тех, кто направился в Россию. Пара человек «всплыли» в Китае и Саудовской Аравии. Только что появившуюся соцсеть «Одноклассники» заполонили радостные лица, запечатленные на фоне Кельна и Ливерпуля, Марселя и Салема, Екатеринбурга и Гуанчжоу.
Тогда мне это казалось юношеской причудой. Благодаря знанию иностранных языков весь мир был у их ног. Без особого сожаления бросался дом, родители. С завидной легкостью они получали визы, потом разрешения на учебу и на работу и в конце концов — вид на жительство.
Наблюдая тогда через соцсети, как друзья устраивались, обживались, обзаводились семьями, я ловил себя на одной мысли. «Ведь здесь тоже так можно. Не за железным занавесом живем. Границы открыты, магазины забиты, банки кредитуют. Конечно, дома сложнее, чем в Германии или даже Польше. Но не с нуля начинали бы. Так стоило ли отказываться от родного языка, культуры, привычных порядков?»
Сегодня мне кажется, что эмигрировавшие сокурсники сделали главный в своей жизни выбор. То самое единственно правильное решение. Разорвав «пуповину» с Родиной, они выбрали твердое будущее для себя и своих детей.
События этого года показали, как легко в этой стране нормальную жизнь превратить в кошмарную. И страшнее всего в этой ситуации — ощущение неотвратимости беды, от которой не спрятаться, не скрыться. Ты не можешь изменить ситуацию. Это как в чужом районе столкнулся с пьяной компанией. Убежать не получится, а драться — удел героический, но без вариантов. Хорошо, если не пырнут ножом.
Уехавшие друзья пишут, в каком ужасе от всего этого и тут же рассказывают о покупке третьей машины в семью, рождественских распродажах в Париже и пляжах Кубы. Это новости из потустороннего мира, где по какому‑то велению свыше запрещены жизненные пертурбации. Там тоже недовольны властью, налогами, работой и требуют реформ. При этом они планируют отпуск на пять лет вперед, покупают ипотеку и дорогие страховки, откладывают на образование детей и не такую уж далекую старость.
А здесь надо выживать. И моим родителям, которые непросто пережили крах Союза. И старикам, которые хлебнули лиха в минувшую — намного страшнее — войну. Это что, национальный вид спорта — ежедекадные соревнования на выживание? И не факт, что через пять-десять лет нас опять не попросят посостязаться. Я прекрасно помню, что «есть у революции начало, нет у революции конца».
Теперь уже мое нынешнее журналистское окружение начало редеть. Пока уехали единицы, конечно. Но задумываются многие. Хотят перемен или просто любят другие виды спорта.