Зачем Лукашенко правительство реформаторов

С самого начала правления Александра Лукашенко главным критерием отбора людей на высокие государственные посты была безусловная лояльность. Бывшая партийная номенклатура, советские идеологи и аграрии, красный директорат и конъюнктурщики помоложе составили костяк белорусской бюрократии. Эти люди четко понимали, что за демонстрацию более прогрессивных, чем у президента, взглядов на экономику или политику можно снискать себе репутацию либерала, стать ненадежным. Поэтому они обычно либо помалкивали, либо хвалили лидера, либо выступали с еще более реакционных позиций, давая президенту возможность сыграть роль мудрого арбитра, отбрасывающего слишком непригодные идеи. Однако в последние несколько лет в кадровой политике белорусской власти наметился новый тренд – все больше постов в экономическом блоке занимают люди с открыто прорыночными взглядами, которые прямо противоречат привычной риторике Лукашенко.

Наступление рыночников

Первой ласточкой стала замена на посту советника президента по экономике три года назад. Идеолога белорусской, социалистической по сути, модели, марксиста Сергея Ткачева в 2012 году сначала ненадолго сменил пожилой банкир Петр Прокопович, а затем, в 2013-м, на это место пришел тридцатипятилетний профессор, стипендиат программы Фулбрайта (США) Кирилл Рудый, который не скрывает своих прорыночных взглядов.

Рудый попал в систему в трудный момент. С 2009 года Белоруссия пережила череду валютно-финансовых кризисов и девальваций. На рубеже 2014–2015 годов случилась еще одна – белорусский рубль потерял около 30% за месяц. Правительство ушло в отставку. Премьер-министром стал экс-посол в России, номенклатурщик Андрей Кобяков, публично не высказывающий своих взглядов. Но иначе и быть не могло, потому что главе правительства в Белоруссии полагается привлекать к себе как можно меньше внимания, дабы ни у кого в стране и за ее пределами не возникло мысли воспринимать его как альтернативу Лукашенко.

Важным стало то, что ключевые экономические посты в новом Совмине заняли люди с открыто прорыночными взглядами, опытом работы в частном секторе. Речь в первую очередь идет о главе Нацбанка Павле Каллауре, вице-премьере Василии Матюшевском (выпускник Лондонской бизнес-школы), заместителях министров финансов и экономики. Заместителем главы администрации президента по экономике стал прагматичный и умеренно прорыночный экс министр экономики, сорокапятилетний Николай Снопков.

Под аплодисменты МВФ и белорусских независимых экспертов Нацбанк смог стабилизировать валютный рынок, проводя жесткую монетарную политику, и впервые за десятилетия ввел плавающий курс белорусского рубля. Систематическими стали круглые столы руководства регулятора с независимыми экспертами. Правительство отказалось от плановых показателей для промышленности, повысило пенсионный возраст и тарифы ЖКХ (сначала настолько резко, что Лукашенко приказал открутить их назад в ручном режиме), отбилось от лоббистов административного повышения зарплат.

Уже около года руководство белорусского Совмина при поддержке не менее прогрессивных чиновников администрации президента регулярно пытается убедить Лукашенко начать ключевую фазу структурных реформ. Речь идет о масштабном сокращении господдержки неэффективных промышленных гигантов с выходом на их приватизацию.

Весь этот год с периодичностью в месяц-два страна наблюдает интересную телекартинку. На очередном совещании Лукашенко вновь и вновь спорит со своим собственным правительством. Разгневанный президент распинает опустивших глаза министров, вопрошает: «Что вы мне тут опять принесли?» – и обещает ни на какие реформы не идти. Что они там принесли, народу, от греха подальше, не показывают, но догадаться несложно. В конце июня Лукашенко прямо посетовал, что некоторые члены правительства, а иногда и все оно целиком «наклоняется в сторону радикальных шагов».

Но если рыночники из правительства действуют традиционными бюрократическими методами, нося на стол начальству докладные, то упомянутый президентский советник Кирилл Рудый пошел другим путем. Он стал публиковать статьи и книги, выступать на государственном ТВ с мягкой критикой белорусской экономической системы и призывами к реформам. В октябре 2015 года советник президента и вовсе выступил на негосударственном экономическом форуме в Минске с речью «Почему реформ не будет в 2016 году», в которой рассказал о противодействии белорусской государственной машины переменам и о нехватке в ней качественных кадров для реформ.

Пока пессимизм Рудого целиком подтверждается. Ни у него, ни у правительства не получается убедить Александра Лукашенко отказаться от важнейшего рычага экономического контроля над страной – огромного госсектора, производящего сегодня более 60% ВВП и дающего рабочие места примерно такой же доле занятых.

Однако новым феноменом для авторитарной страны с жесткой вертикалью власти стал сам факт явного расхождения во взглядах на будущее страны у Лукашенко и правительства, им же самим назначенного. Расхождения, которое не было ликвидировано одним ударом кулака по столу, несмотря на то что у президента есть все возможности сделать это.

Белорусские чикагские мальчики

Самая очевидная историческая параллель, которая напрашивается в истории с белорусскими реформаторами, – чикагские мальчики при Аугусто Пиночете. Авторитарный правитель Чили позволил либеральным профессионалам заниматься экономикой, пока он сам диктаторской рукой защищал их от народного недовольства. Схожий пример – модернизация в Испании, запущенная министрами-рыночниками при позднем Франко в конце 50-х годов прошлого века.

Но все эти параллели хромают на свою главную ногу – фигуру вождя. В отличие от крайне правых Пиночета и Франко, у которых свободная экономика не вызывала отвращения, Александр Лукашенко – убежденный социалист, ностальгирующий по стабильным временам своей советской молодости. Он не верит в невидимую руку рынка, с подозрением относится к частному бизнесу и советам МВФ. Все белорусские олигархи находятся в не меньшей личной зависимости от Лукашенко, чем чиновники. Белорусский президент допускает рыночные реформы не в той мере, в которой они нужны экономике, а пока у него хватает терпения. Именно поэтому Лукашенко пока выступает ограничителем инициатив правительства, а не их политическим покровителем.

Зачем же тогда набирать команду прогрессивно мыслящих профессионалов? Ответ кроется в последнем слове. Перед белорусской экономикой уже много лет стоит гора системных проблем: низкие золотовалютные резервы, растущий внешний долг, хронически двузначная инфляция и отрицательное внешнеторговое сальдо, прямая зависимость от динамики роста ВВП России, низкая эффективность и работа на склад множества госпредприятий, периодические обвалы курса белорусского рубля.

При существующих политических ограничениях у Лукашенко уже не получается поддерживать эту экономическую модель в жизнеспособном состоянии при помощи старых марксистов с экономических кафедр государственных вузов. Ему нужна была команда грамотных технократов, которые к тому же смогут вести переговоры на одном языке с МВФ и другими западными кредиторами. Относительная либеральность белорусских министров и советников президента – обратная сторона их профессионализма, а не изначальная глубокая идеологическая установка.

Они до сих пор нужны Лукашенко именно в этом качестве – как квалифицированные менеджеры. Кризис никуда не уходит, а скамейка запасных слишком короткая. Впрочем, Кирилл Рудый все-таки свой пост покидает. На днях советника президента назначили послом в Китай. Версии, почему Лукашенко принял такое решение, разнятся от очевидной «достал выступать» до более тонких, что Рудый мог попросить о переводе сам, устав стучаться об лед президентской глухоты, или что должность посла для молодого экономиста будет трамплином перед возвращением на один из руководящих постов в стране.

Раскола элит нет. Пока

Белорусских реформаторов лишь с натяжкой можно назвать некой фракцией внутри белорусской власти. Да, эти чиновники – люди нового поколения. Они стали на ноги в 1990-е, лишены советской политической ментальности и бинарного восприятия реальности по принципу «свой – чужой». Наверняка они как единомышленники регулярно общаются между собой. Они также не противятся, а иногда и сами ищут контакты с умеренной частью гражданского общества и независимыми экспертами.

К экономическому блоку правительства в этом смысле можно добавить почти все руководство белорусского МИДа, включая его главу Владимира Макея. В своей зоне ответственности, внешней политике, начальство белорусской дипломатии – предельно прагматичные люди, выступающие за уход от тотальной зависимости от России, нейтральную позицию Белоруссии в регионе, дальнейшее размораживание связей с Европой, а как следствие – более европейские методы управления внутри страны и укрепление национальной идентичности белорусов.

Вместе с тем «либералы» в белорусской элите, как и все остальные ее сегменты, сохраняют полную лояльность президенту и не строят, насколько можно судить, никаких самостоятельных политических планов. Они стараются подлатать систему изнутри, найти нужные аргументы для убеждения Лукашенко в необходимости реформ, но пока не мыслят вне рамок существующего политического порядка. В случае неожиданной смены власти они бы, безусловно, претендовали на центральное место в новой конфигурации, но специально работать на приближение этого сценария они не будут. Эволюция и дрейф к более открытой экономике с плавным демонтажем советского экономического наследия – вот их идеал.

У такого пути развития есть влиятельные противники. Кроме самого Лукашенко, заинтересованного в первую очередь в сохранении максимального, в том числе и экономического контроля над страной, это широкий слой бенефициариев государственной экономики – красный директорат и местные элиты. Их неформальные спикеры уже начали выступать в государственной прессе с критикой «романтиков из правительства». С настороженностью к идее либерализации экономики относятся силовики, боясь потерять часть своих контрольных функций. Впрочем, эти группы выступают лишь против не контролируемой ими приватизации, поучаствовать в распиле государственной собственности они не откажутся.

Эти разногласия внутри белорусской номенклатуры не стоит преувеличивать. Система все еще цементирована жестче, чем у многих среднеазиатских автократов. Лукашенко выступает не в роли влиятельного межкланового арбитра, как ранний Путин, а как полноправный хозяин страны и ситуации в ней. Что реформаторы, что их идейные оппоненты пока скорее борются за доступ к телу, за возможность шептать свои идеи на ухо Лукашенко. Темп этих квазиполитических процессов настолько медленный, что персональный состав властной элиты и окружения президента может еще несколько раз смениться перед тем, как система придет к большей динамике.

Но на стороне белорусских реформаторов два фактора, которые в среднесрочной перспективе могут оказаться важнее. Во-первых, это нарастающая в последние 7–8 лет деградация белорусской экономики – и общество, и власти все больше осознают, что ресурсы для сохранения статус-кво исчерпаны. Во-вторых, сами представители прогрессивного блока внутри белорусской власти значительно моложе и своих идейных оппонентов, и шестидесятидвухлетнего президента. Поэтому есть смысл присмотреться к их именам. Контуры будущего раскола белорусских элит, судя по всему, проявляются уже сегодня.