Коллекционер слепков ладоней знаменитостей, киевский скульптор Игорь Романовский — о фигурках Виктора Цоя, непреклонности Юрия Шевчука и Олега Скрипки, а также бронзовой ладони Богдана Ступки.
Первая знаменитая «рука» в моей коллекции появилась в 2000 году. Перед концертом группы «Машина времени» меня познакомили с Андреем Макаревичем и предложили снять слепок его руки, чтобы потом повесить его в одном киевском ресторане. Какое‑то время Андрей думал: у него была температура. Но уже сидя в гримерке после концерта, музыкант согласился.
Чтобы сделать слепок, сначала нужно налить в ванночку разведенный гипс. Затем минут через пять опустить туда ладонь. Следующие 15‑20 минут приходится ждать, пока масса застынет. На завершающем этапе нужно быть очень аккуратным — доставать руку осторожно, палец за пальцем. Если на слепке появляются пузырьки воздуха, они зашлифовываются.
Мой первый слепок удался на славу, и Макаревич, как художник и архитектор, это тоже оценил. Из гипсового оригинала оттиска его руки мне заказали бронзовый отлив. Впоследствии для этого ресторана я сделал еще несколько слепков других известных музыкантов. Среди них — отпечатки ладоней джазменов Алексея Козлова и Олега Лундстрема. Руку руководителя великого джазового оркестра я в своей коллекции и не надеялся увидеть: пока делал слепок, джазовый гуру попивал кофе и рассказывал разные истории — о работе с Утесовым и Вертинским, гастролях в Шанхае. Казалось, мы провели вместе больше часа, а прошло всего 20 минут. Хотя очень важно, чтобы беседа не была во вред работе: с лидером группы «Воскресенье» Алексеем Романовым мы так заговорились, что я не успел вовремя положить его ладонь в гипс, и масса начала застывать. Пришлось немного надавить, так что оттиск получился слегка вмятым. Алексей тогда пошутил, что до этого его отпечатки были лишь в МВД.
Специфика гипсовых слепков в том, что на них хорошо виден рельеф, линии руки. Бетонные отпечатки грубее — отличительные черты ладоней смазываются, а ведь они у всех разные. У того же Лундстрема руки совсем небольшие, а у юмориста Юрия Гальцева и музыканта Олега Митяева — огромные. Скорее всего, это зависит от роста человека. Ладонь Митяева появилась в моей коллекции одной из первых. Я делал слепок, пока он давал интервью, поэтому процедура доставляла ему некий дискомфорт. Чтобы отпечаток получился хорошим, нужно держать баланс, не погружая руку глубоко в гипс, а у него она постоянно дергалась. Как правило, зашлифовывать изъяны не приходится — я знаю, где постучать по ванночке, чтобы пузырьки воздуха вышли. Из этого слепка мне также заказали сделать бронзовый отлив — его музыканту презентовали на 50‑летие.
Подобные подарочные работы я обрамляю различными декоративными элементами, характеризующими человека. У Митяева, например, образно показаны сюжеты его песен. Глянешь — и в каждом элементе узнаешь конкретную музыкальную композицию. Из Киева в Москву он увез свой бронзовый слепок вместе с еще одним — для Михаила Жванецкого. Когда я предложил тому поучаствовать в создании моей коллекции, он со свойственным ему чувством юмора сказал: «Возьмите у меня поскорее, а то у всех берут, а у меня нет». Великому юмористу отпечаток его ладони подарили на 70‑летие. Декоративными элементами на этом оттиске стали репродукции из книги Михаила Михайловича.
Подобные бронзовые отливы я делаю только на заказ. Себе оставляю гипсовые оригиналы, ведь только они несут энергетику владельцев. Для них я выделил специальную стену в моей мастерской «Арт Арка». Увидев мою коллекцию, многие задумываются о том, чтобы снять свой слепок или увековечить кого‑то из знакомых, сделав необычный подарок. Стоимость слепка зависит от многих факторов — личности заказчика, сложности работы, наличия общих знакомых. Если нужны декоративные элементы, цена будет выше, без них — долларов на 500 дешевле. Подобных работ у меня уже около сотни. Люди заказывают не только отпечатки ладоней, но и оттиски других частей тела. Однажды я делал слепок пупка, а недавно одна девушка решила подарить своему молодому человеку свою гипсовую грудь. Слепок получился хороший — все остались довольны. Единственное, за что я не берусь, — делать маски. У меня был такой опыт, но он оказался неприятным как для меня, так и для заказчика. Держать на лице два килограмма гипса — сомнительное удовольствие. Со слепками рук все по‑другому — никакого физического дискомфорта от этого нет, хотя некоторые звезды, прежде чем согласиться, долго отнекивались. Например, гитарист «Машины времени» Евгений Маргулис принял мое предложение, только когда выяснил, в какой он будет компании: «О, Жванецкий, Лундстрем, тогда я согласен».
Чтобы получить «звездную» ладонь, за некоторыми знаменитостями пришлось побегать. Если мне сильно хочется видеть чей‑то слепок в коллекции, в конечном итоге я своего добьюсь. Так, например, получилось с Борисом Гребенщиковым, которого пришлось уговаривать несколько лет. Я подходил к нему с просьбой после нескольких киевских концертов «Аквариума», но неизменно получал отказ — он говорил, что ему это попросту не надо. В конечном итоге Борис Борисович все же сдался — и получился очень хороший слепок. Так же не с первого раза свою руку «отдал» мне Богдан Ступка. Когда я делал слепок его ладони, то очень волновался, ведь он — глыба, великий актер. Богдан Сильвестрович оказался очень приятным человеком: мы разговаривали полтора часа, после чего он презентовал мне свою книгу с дарственной надписью. Совсем недавно, в августе, бронзовый слепок его руки установили в фойе Театра им. Франко. На небольшом панно, помимо ладони, изображены две «дороги» в жизни актера: театральная и кинематографическая.
В «отказниках» у меня до сих пор числятся лишь двое — Олег Скрипка и Юрий Шевчук. Лидер ВВ сказал, что ему это неинтересно и больше навязываться я не собираюсь. Все зависит от человека: тот же Энвер Измайлов, музыкант мирового уровня, не только с радостью согласился отдать свою ладошку, но и сам приехал ко мне в мастерскую. А вот заполучить отпечаток Шевчука по‑прежнему буду стараться. В моей скульптурной работе «Портрет знакомого музыканта» многие его узнают. Он покупал мои работы, а однажды я подарил ему одну из своих фигурок Виктора Цоя. Другую, такую же, презентовал Игорю Талькову, с которым был хорошо знаком. Приехав на вокзал, он сокрушался, что не мог подарить мне ничего взамен. Тогда я вытянул большое фото лидера группы «Кино» и попросил его написать на нем текст «Памяти Цоя». Несмотря на то что поезд вот-вот должен был тронуться, он написал слова полностью, оставил домашний телефон и пригласил на концерт в Москву.
При следующей встрече Игорь заказал мне портрет-маску Ленина, попросив сделать ее максимально страшной. Я назвал это произведение «Последняя улыбка Ильича», решив на одной половине лица изобразить Ленина, а на второй — просто череп. Когда приступил к работе, Ильич пришел ко мне во сне: молодой, почему‑то высокий и грозил мне пальцем. А на утро я слег с высокой температурой. Когда Тальков умер, я хотел закопать «Ленина», но передумал. Если бы Игорь был жив, он был бы одним из тех, чей слепок я хотел бы иметь в своей коллекции.
Я давно мечтаю заполучить ладонь Пола Маккартни. Обычно делаю слепок правой руки, но у него, как у левши, взял бы левую. Когда он приезжал в Украину, я обратился с таким предложением к организаторам концерта, но, видимо, было слишком поздно. Если сэр Пол приедет к нам еще раз, надеюсь заручиться поддержкой киевского бит-клуба — и все‑таки сделать слепок его руки. Кроме ладони Маккартни, очень хочу сделать отпечаток лидера группы Space Дидье Маруани, с которым давно знаком. Мы обо всем уже договорились — осталось дождаться их следующего украинского концерта.
Когда у меня будет 20 слепков знаменитостей, сделаю масштабный проект «Наследие» в большой галерее. Пока только раз выставлял свою коллекцию — в 2010‑м, в рамках музыкальной ярмарки на ВДНХ. Но сказать, когда это собрание будет готово, сложно. Я никуда не спешу — это проект длиною в жизнь.