Как Кремниевая долина превратилась в кастовое общество

Бывший менеджер Facebook Антонио Гарсиа Мартинес написал для издания Wired о том, как в Сан-Франциско и окрестностях сложилась жесткая кастовая система, которая может закончиться не то революцией, не то чем-то еще похлеще.

Калифорния — это будущее Соединенных Штатов, гласит популярное клише. То, что США делают сейчас, Европа будет делать через пять лет, говорит еще один стереотип. Учитывая эти утверждения, давайте рассмотрим социоэкономику «Города у залива» как предвестник того, что должно произойти.

Данные показывают, что технологии и услуги составляют значительную часть городской занятости. Также они говорят, что безработица и цены на жилье следуют бумам и спадам технологической отрасли. В условиях нынешнего бума доход в $117 400 на семью из четырех человек считается низким. У некоторых читателей вызвало смех мое замечание в воспоминаниях о работе в Facebook, что шестизначная компенсация сделала меня «едва-едва средним классом». Как оказалось, я был не далек от истины. Посмотрите на эти размышления о буржуйской жизни в пузыре Сан-Франциско, которые, кажется, соотносятся с данными и опытом других технологических городов.

Жители Сан-Франциско, похоже, разделены на четыре широких класса или, возможно, даже касты:

• Внутренняя каста венчурных инвесторов и успешных предпринимателей, управляющих технологической машиной — двигателем городской экономики.
• Внешняя каста квалифицированных технарей, эксплуатирующих специалистов и маркетологов, которые отвечают за то, чтобы механизмы, принадлежащие Внутренней касте, работали как часы. Им хорошо платят, но они по-прежнему живут жизнью среднего класса или того, что мы привыкли считать средним классом.
• Каста обслуживания, работающая на фрилансе. В прошлом компьютеры заполняли пробелы в человеческой цепочке там, где у людей возникали сложности. Теперь люди заполняют пробелы в узких местах программного обеспечения. Это та работа, которую искусственный интеллект еще не устранил, где люди — это просто одноразовые винтики в автоматизированной машине: водители Uber, покупатели Instacart, исполнители ручной работы на TaskRabbit и т.д.
• Наконец, существует неприкасаемый класс бездомных, наркоманов и/или преступников. Эти люди живут на постоянно растущей обочине: в палаточных городках и в районах безнадежного городского упадка. Внутренняя каста даже не видит их, Внешняя – игнорирует, а Каста обслуживания смотрит на них с осторожностью, ведь в итоге они сами могут оказаться на их месте.

Мобильность среди каст выглядит минимальной. Член Внешней касты может достичь Внутренней, перейдя на работу в выигрышную компанию (например, Facebook или Google) или став успешным предпринимателем. Но это редкость. Большая часть Внешней касты предпочитает работать на Внутреннюю, постепенно накапливая капитал через фондовые гранты и приобретая недвижимость.

Каста обслуживания, вероятно, никогда не сможет водить/ покупать/мастерить так, чтобы подняться на ступеньку Внешней касты, по крайней мере, без дополнительной подготовки или навыков. Они в первую очередь стараются не свалиться в касту неприкасаемых. Uber, например, не скрывает своего намерения заменить водителей роботами. Боты-курьеры уже появлялись на городских улицах, хотя позже их использование было ограничено.

Конечно, есть люди, находящиеся вне этой классификации. Давние владельцы недвижимости (и арендаторы), которые с осторожностью смотрят на технологический бум, даже если их выигрыш от роста цен на недвижимость велик. (Питер Тиль, этот яркий инвестор, в последнее время зациклился на том, как его непросто нажитый капитал исчезает в жадных жерлах «владельцев трущоб»).

Есть также работники более традиционных, нетехнологических отраслей. В городах с более разнообразной экономикой, таких как Нью-Йорк, они тормозят эффект развития технологий. Однако в Сан-Франциско их жизнь становится все более невозможной, потому что город захвачен технологиями, которые поддерживают в нем социально-экономическое расслоение. Я был шатким членом Внешней касты, а моя супруга — относительно хорошо оплачиваемым нетехнологическим специалистом, но мы, вероятно, не сможем оставаться в районе Залива, особенно с ребенком на руках.

Экономики, находящиеся за пределами 49 квадратных миль Сан-Франциско, например, в Европе, имеют систему социальной защиты, позволяющую смягчить затруднения низших классов. Они также защищают традиционные отрасли и условия труда, пытаясь (возможно, тщетно) остановить угрозу автоматизации. Uber запрещен в некоторых местах Европы, а водители такси иногда устраивают яростные протесты против замены людей компьютерами. Барселона, один из крупнейших европейских рынков Airbnb, закрутила гайки в отношении компании, опасаясь, что большие части старинного центра города станут огромным отелем Airbnb.

Этот идеализм нужен, чтобы город оставался приятным местом для жизни. Одна из самых важных вещей в Европе (или в маленьких городах сельских районов США) — это осознание того, что бедные не обречены на совершенно маргинальную и низшую жизнь. Ваше место в мире не полностью определяется богатством.

В Сан-Франциско совсем другая история.

Здесь у Внешней касты, чья потребительская жизнь состоит в том, чтобы говорить мобильным приложениям, что должны сделать люди, другая связь с кастой обслуживания. Например, будучи пользователем Instacart, вы часто будете видеть цветного человека, приходящего к вам с кучей продуктов, которые вам было лень покупать самостоятельно. Общая стоимость вашего заказа, вероятно, будет выше, чем весь его заработок за день. Часто в заказе будут ошибки, свидетельствующие о том, что покупатель не совсем понимал, что покупает (необычные сыры особенно рискованны). Вы будете кликать в приложении и оставлять чаевые, чтобы успокоить свою совесть и не думать о головокружительных прибылях, которые получают владельцы технологий и капитал.

Это, конечно, кошмар. Но это видение будущего, которое предлагает Сан-Франциско: сильное расслоение с низкой социальной мобильностью. Это феодализм с более продвинутым маркетингом. Сегодняшняя экономика «совместного пользования» напоминает «арендное земледелие» прошлых лет, причем крепостные люди теперь реагируют на указания смартфона, а не на команды смотрящего.

Неравенство редко уменьшается, и если это происходит, то зачастую в результате войн, революций, пандемий или распада государств. Если здесь и можно найти надежду на мирные политические перемены, то, вероятно, среди Внешней касты. Внутренняя каста живет оторванно от реальности. Но Внешней касте все еще приходится учить детей не подбирать шприцы на улице и время от времени сталкиваться с насилием или кражами (наша семья пережила и то, и другое за последние несколько месяцев). У членов Внешней касты почти нет коллективной идентичности, зато есть общие интересы в отношении чистоты улиц, преступности, школ и движения. Эти интересы проявились на недавних выборах мэра, где любимица Внешней касты Лондон Брид, выступающая за развитие и технологии, едва-едва победила двух других кандидатов. Брид отошла от типичной прогрессивной политики Сан-Франциско, предложив ликвидировать лагеря бездомных при помощи государственной консервации (что, по сути, принудительная институционализация).

Тем не менее, пессимист во мне считает, что Сан-Франциско продолжит развиваться в том же духе, когда предыдущий денежный класс умирает или теряет деньги, людей, не имеющих отношения к технологиям, становится все меньше, и все попадают в четырехуровневую иерархию. Я считаю, что рост этой жесткой кастовой системы ужасает и противоречит как либеральной демократии, так и американским интересам. Также кажется, что как минимум в Сан-Франциско мы близки к точке невозврата. Так ли обстоят дела и в других местах, пока не ясно.

Источник