В конце июля компания Nord Stream 2 начала укладывать первые трубы в рамках сооружения спорного газопровода «Северный поток-2», целью которого являются поставки газа напрямую из России в Германию. Работы ведутся на стыковочной станции под Любмине в Грайфсвальдском заливе. В августе начнутся работы по непосредственной прокладке труб. Против строительства этого газопровода активно выступают страны Балтии, Польша и Украина. Последняя, несмотря на планы достроить «Северный поток-2» до конца 2019 года, надеется на то, что работы над проектом будут остановлены. DW пообщалась с коммерческим директором компании «Нафтогаз Украины» Юрием Витренко о том, что может стать преградой для строительства «Северного потока-2», аресте активов «Газпрома» в Европе и премии, которую руководство «Нафтогаза» получило в качестве вознаграждения за победу в Стокгольмском арбитраже и вокруг которой в Украине развернулись споры.
— Большинство разрешений, необходимых для строительства «Северного потока-2», в Европе получены. Значит ли это, что проект уже не остановить?
— Нет. Даже если смотреть на Германию, есть газопровод, который продолжает «Северный поток-2», — EUGAL. И на него разрешения еще нет.
— Вы рассчитываете, что его не будет?
— Мы не хотели бы спекулировать на этом вопросе и просто констатируем факт, что не все разрешения получены.
— Датская сторона еще также не предоставила разрешение?
— Да, у них есть закон, позволяющий им при вынесении соответствующего решения руководствоваться соображениями национальной безопасности, и этого решения также до сих пор нет.
— Но Германия и Швеция уже предоставили аналогичные разрешения?
— Не хотелось бы спекулировать. Это сложный политический вопрос.
— Что может еще остановить строительство «Северного потока-2»?
— Это американские санкции, или позиция датской стороны. Последняя может отсрочить, а в дальнейшем и усугубить ситуацию с «Северным потоком-2». Американские санкции — это важный фактор. Важным фактором является позиция немецкой стороны, которая в последнее время эволюционирует. И нам кажется, что к немецким политикам может прийти понимание, что этот проект реально опасен как для Германии, так и для всей Европы.
— А что может заставить Германию изменить точку зрения?
— Их может заставить понимание того, что этот проект фактически приводит к тому, что транзита через территорию Украины не будет. А (немецкий канцлер Ангела, — Ред.) Меркель заявляла о том, что «Северный поток-2» возможен, только если будет сохранен транзит через Украину. Мы же сейчас видим неконструктивную позицию российской стороны на трехсторонних переговорах. Если быть последовательным, то немецкая сторона в такой ситуации должна сказать: «Мы заявляли публично, что должно быть найдено решение по украинскому транзиту. Оно не найдено. До тех пор, пока оно не будет найдено, соответственно, мы против» Северного потока-2 «. У нас есть такая надежда.
— Однако заместитель председателя Еврокомиссии, отвечающий за энергетический союз, Марош Шевчович говорил, что у вас была прекрасная встреча и есть договоренность встретиться снова?
— Позиция российской стороны заключалась в том, что это не переговоры, а трехсторонние консультации. Все, о чем мы договорились, — это о том, что в сентябре или октябре будут трехсторонние консультации, на которых эксперты соответствующих сторон будут обсуждать или изучать дополнительные материалы. С этой точки зрения, мы не видим никакого прогресса.
— Как высоко вы оцениваете шансы на введение американских санкций?
— «Северный поток-2» — это политически мотивированный проект, нацеленный на коррумпирование европейских политиков, нацеленный на разделение европейских стран, на уничтожение европейского проекта. Из того, что мы видим, такое понимание у американской стороны есть. Далее просто вопрос того, когда это будет транслировано в какие-то действия. Плюс, мы также видим инициативу Конгресса США, которая нацелена на то, что должны быть введены автоматические санкции против «Северного потока-2». На это также надежды с нашей стороны.
— Когда западные политики говорят о том, что «Северный поток-2» возможен только при наличии гарантий для Украины, возникает вопрос — а сколько транзита должно быть достаточно, чтобы такое соглашение устроило Украину?
— Мы предоставили европейской стороне соответствующую методологию, которая была разработана с участием международных консультантов в полном соответствии с европейскими правилами, указывающая, как рассчитать необходимую сумму дохода, которую мы должны получить от транспортировки газа, чтобы покрывать связанные с этим расходы.
— Но читателю все же интересно понимать хотя бы какую-то цифру.
— Европейские правила заключаются как раз в том, что оператор просто покрывает свои расходы. Меньше объем, значит больше тариф. Больший объем, значит меньше тариф. Это не линейная зависимость, но есть заметная зависимость тарифа от объема.
— При нынешнем тарифе, какими должны быть объемы?
— Он будет на 20 процентов ниже, чем он по текущему контракту. Тогда тариф будет очень низким. Если загрузка будет ниже, то тариф соответственно будет выше.
— Если договоренности с российской стороной по транзиту все же будут достигнуты, какие могут быть гарантии того, что они не будут нарушаться?
— То, о чем мы говорили с немецкой стороной, — как один из вариантов является вхождение в капитал оператора ГТС консорциума европейских компаний. Таким образом они покажут, что уверены в том, что «Газпром» будет следовать своим контрактным обязательствам, иначе просто потеряют деньги. Это было бы гарантией определенного рода.
— Если транзит все же прекратится, какими будут экономические потери Украины?
— Даже если просто не будет транзита, то потери Украины составят примерно три миллиарда долларов в год. Это около трех процентов от ВВП.
— Это обязательство выкупить часть акций нового оператора ГТС является предметом трехсторонних консультаций?
— К сожалению, это еще не было озвучено. Но до этого были соответствующие беседы с европейскими операторами.
— Но для этого надо создать отдельного оператора ГТС?
— Специально, чтобы не было никаких спекуляций на эту тему, «Нафтогаз» предложил «Газпрому» прямо во время трехсторонних консультаций не только говорить о транзите после 2019 года, но прямо сейчас изменить действующий транзитный контракт таким образом, чтобы передать права и обязанности по этому контракту выделенному оператору ГТС. «Газпром» отказался, что зафиксировали представители Европейской комиссии. И было понятно для всех, что ключевой преградой для выделения оператора ГТС является как раз позиция «Газпрома».
— На какой стадии сейчас находится процесс ареста активов «Газпрома» на Западе?
Активы «Газпрома» арестованы в трех юрисдикциях — Нидерланды, Швейцария и Англия. Там продолжается процесс. Арест — это первая, обеспечительная мера. Далее будут судебные разбирательства по взысканию активов. Опять же, если дойдет до следующей стадии, активы должны быть реализованы через аукционы. Параллельно идет процесс апелляции в шведском апелляционном суде округа Свеа. В рамках этого процесса было приостановлено принудительное взыскание на территории Швеции. Хотя технически мы и не начинали принудительное взыскание на территории Швеции, поскольку не обнаружили там каких-то активов «Газпрома», которые представляли бы для нас интерес.
— Но «Нафтогаз» будет бороться за отмену этого решения?
— Да. Мы стремимся к этому. Те же аргументы, которые используются в шведском суде для приостановки взыскания, используются «Газпромом» и в судах других стран. Если шведский апелляционный суд рассмотрит позиции сторон и примет решение не приостанавливать взыскание, это будет достаточно сильным аргументом против соответствующих заявлений со стороны «Газпрома» о том, что принудительное взыскание должно быть приостановлено и в других юрисдикциях.
— Каковы шансы, что решение будет положительным, и когда его можно будет ожидать?
— Шансы очень высоки, потому что мы считаем, что их позиция абсолютно необоснованна. К сентябрю, в принципе, мы ожидаем решения.
— На какие суммы уже были арестованы активы в трех упомянутых вами юрисдикциях?
— Эти суммы значительно превышают те 2,6 миллиарда, которые мы должны получить от «Газпрома».
— Если в судах все будет идти положительно для «Нафтогаза», когда компания начнет получать живые деньги?
— «Газпром» демонстрирует, что он не руководствуется коммерческой логикой и в ущерб себе не платит. Если так будет продолжаться дальше, то следующим шагом будет реализация арестованных активов на аукционах. Но это при сценарии, когда «Газпром» соблюдает закон и не совершает каких-то противоправных действий.
— Вы о выводе активов?
— Они уже занимаются выводом активов. Если все завершится уголовными процессами, это может затянуться на еще больший промежуток времени.
— В Стокгольме вас ждет еще несколько судебных разбирательств. Вы считаете новые иски «Газпрома» опасными для себя?
— Нет, не считаем. Общие правила арбитража состоят в том, что вы не можете обращаться в арбитраж по тому же поводу, по которому уже обращались к нему. Они пытаются с небольшими вариациями судиться по тем же вопросам. Даже с этой точки зрения их иски должны быть отклонены.
— Наблюдательный совет «Нафтогаза» решил выплатить правлению компании премии в 45,6 миллиона долларов за выигрыш в Стокгольмском арбитраже. Эта сумма составила один процент от общего объема выигранных украинской компанией средств в споре с российским «Газпромом» — 4,56 миллиарда долларов. Это было известно заранее, или решение об одном проценте от суммы выигрыша было принято уже после победы?
— Решение по бонусам принимаются наблюдательным советом по учетом рассмотрения конкретных ситуаций, а не, условно говоря, автоматически. Мы знали, что при выигрыше в Стокгольме этот вопрос будет рассматриваться наблюдательным советом и будет соответствующий бонус. И у нас не было сомнений, что он будет значительным, учитывая такой экстраординарный результат.
— Но вас жестко критикуют за избыточность таких премий. Не было ли бы правильным отказаться от столь больших бонусов?
— Мы считаем в принципе правильным платить бонусы за результаты. Это является важным элементом корпоративной культуры и важным элементом трансформации украинского общества в современное общество европейского типа, где государство создает возможности, чтобы люди могли честно зарабатывать деньги. Таким образом мы даем определенный пример как сотрудникам компании, так и людям снаружи: «Если вы приносите определенный результат для страны, это правильно — рассчитывать на бонус». В такой ситуации приходить и просить не платить нам бонус противоречило бы самой сути нашего подхода. В нашей компании бонусы платятся десяткам тысяч человек. Их тогда никому не платить?
— Но этот бонус в 45,6 миллиона долларов получили только 41 человек?
— Это за Стокгольм, но компания платит бонусы за многие другие достижения. Другое дело, что, к сожалению, только один раз в нашей ситуации мы выиграли 4,6 миллиарда долларов, но люди, которые бурят больше или быстрее, или зарабатывают деньги для компании каким-то другим образом — они получают бонус. Это общая практика. Логика в том, что, вместо того, чтобы воровать и работать за нерыночную зарплату, мы платим рыночные зарплаты. Но, кроме зарплаты, за соответствующие достижения ты получаешь бонус. Это идеологический момент.