Пару месяцев назад, совершая поездку по провинции Цзянси, председатель КНР Си Цзиньпин вспомнил о старой революционной вехе. «Это новый „Долгий марш“, и мы должны дать ему новый старт», — сказал он об эскалации экономического конфликта с США.
В Китае символизм часто важнее буквальной интерпретации туманных заявлений его руководства. Выступая в той же самой провинции, где в 1934 году начался «Долгий марш» (его также называют «Великий поход»), который, в конце концов, привёл к разгрому Мао Цзэдуном националистов спустя 15 лет, Си Цзиньпин, по сути, напомнил о самой главной силе Китая — его долгосрочном взгляде на вещи.
Эта силу можно было увидеть во время моего недавнего визита в Китай в начале июля. После серии разнообразных встреч и дискуссий я бы выделил три вывода. Каждый из них бросает вызов политике демонизации Китая обеими партиями Америки.
Во-первых, замедление темпов роста экономики не является причиной страхов для китайского руководства, вопреки представлениям многих западных политиков. Да, в исторической перспективе последние показатели ВВП оказались слабыми. Темпы квартального роста стали самыми медленными с момента появления нынешней системы статистической отчётности в 1992 году, и они даже ниже, чем десять лет назад на пике мирового финансового кризиса. Тем не менее, темпы роста на уровне 6,2% во втором квартале 2019 года стали сравнительно мягким замедлением всего на 0,5 процентных пунктов относительно уже и так подсевших, усреднённых темпов роста на 6,7% в течение предыдущих восьми кварталов. Напротив, замедление до 6,6% в первом квартале 2009 года являлось намного более резким торможением на целых 5,5 процентных пунктов относительно усреднённого прироста экономики на 12,1% в течение предшествовавших восьми кварталов. Умеренное замедление никак нельзя назвать коллапсом роста экономики, даже если иметь очень сильное воображение.
И это не должно удивлять. У Китая больше управленческих рычагов, чем проблем в экономике. Обладая огромным пространством для дальнейшего монетарного смягчения, увеличения инфраструктурных расходов и введения других форм бюджетного стимулирования, китайское руководство намного меньше беспокоится из-за инцидента с ростом экономики, чем можно подумать, слушая американские власти.
Более того, фиксируясь на вопросе, кто выигрывает в торговой войне, Вашингтон игнорирует важнейший структурный сдвиг в китайской экономике. В 2018 году чистый экспорт составил лишь 0,8% китайского ВВП. Это радикальное снижение по сравнению с ситуацией десятилетней давности, когда на долю чистого экспорта приходилось целых 7,5% реального ВВП. Хотя Китай едва ли можно назвать оазисом в слабеющей мировой экономике, эта страна сегодня намного меньше уязвима перед внешнеторговым шоком, чем в тот раз. И даже если она проиграет в торговой войне (а это весьма спорное допущение), ущерб общему экономическому росту в Китае будет минимальным.
Между тем, крах банка Baoshang 24 мая — первое банкротство банка в Китае за примерно 20 лет — спровоцировал вызывающее тревогу резкое распространение рисков на контрагентов. С объёмом плохих долгов выше 30% это частное, средних размеров финансовое учреждение во Внутренней Монголии, очевидно, стало жертвой коррумпированного менеджмента. Хорошо скоординированное установление контроля над банком финансовыми регуляторами и центральным банком Китая, похоже, помогло ограничить прямой ущерб, одновременно послав недисциплинированным кредиторам важный сигнал о моральных рисках. Тем не менее, рынок межбанковского кредитования до сих пор покачивается, причём проблемы возникли у небольших банков, в частности, в сельских районах. Ирония в том, что Китай, возможно, лучше способен справиться с рисками во внешней торговле, чем с нестабильностью в собственной финансовой системе.
Второй вывод, который следует выделить по результатам моих недавних бесед, заключается в том, что Китай терпеливо и методично воспринимает непредсказуемые внешние явления, особенно американскую политику. Китайские чиновники не делают ставку на результаты президентских выборов в США в 2020 году, когда формулируют стратегический ответ на торговый конфликт с Америкой. Конечно, они очень заинтересованы в этих результатах; но, в соответствии с использованной Си Цзиньпином идеей «Долгого марша», руководство Китая готовится к затяжной конфронтации, похожей на Холодную войну, причём вне зависимости от того, кто победит на выборах.
Стоит отметить, что многие высокопоставленные китайские официальные лица не разделяют сложившееся в США консенсусное мнение, будто траектория китайской политики Америки после 2020 году останется на нынешнем курсе — и с Дональдом Трампом, и без него. Китайцы полагают, что в случае, если Трамп проиграет, американская внешняя политика вернётся к многосторонним подходам и акценту на альянсы. Больше всего они надеются, что будет восстановлена последовательность в самом процессе принятия политических решений.
Как и многим в США, китайцам трудно справляться с непредсказуемыми, почти капризными изменениями пошлин и режима санкций. Даже если новый президент сохранит жёсткую позицию в отношении Китая, последовательная и хорошо артикулированная стратегия США позволит намного эффективней определить рамки дебатов и даст надежду на конструктивное урегулирование причин недовольства.
В-третьих, компания Huawei крайне важна для Китая. Этот технологический гигант считается национальным чемпионом и символом китайского стремления разрабатывать отечественные инновации, а это самое главное для долгосрочного роста Китая и реализации его надежд на развитие. Начатая администрацией Трампа кампания по сдерживанию Китая, в которой она воспользовалась связанными с США «узкими местами» в производственной цепочке Huawei, воспринимается здесь как попытка задушить эти надежды.
Нет сомнений, что компания Huawei оказалась в трудном положении, поскольку США разрушают её производственную цепочку, оказывая давление на ведущих американских поставщиков полупроводниковых чипов и других компонентов, а также программного обеспечения, то есть на такие компании, как AMD, IBM, Marvell, Intel, Google и Microsoft. По прогнозам менеджмента Huawei, выручка компании в этом году и следующем окажется примерно на $30 миллиардов ниже ожидавшейся.
Хотя высокопоставленные официальные лица США подают противоречивые сигналы по поводу возможного смягчения ограничений, введённых против Huawei, само использование Америкой своей торговой политики в качестве оружия стало чётким сигналом для Китая: теперь его главный политический приоритет — устранение уязвимостей в производственных цепочках передовых технологических компаний страны.
На Западе принято считать, что Китаю понадобится десять лет, чтобы создать собственную индустрию чипов и программного обеспечения, которая позволит заполнить вакуум, созданный ограничениями США. Китайцы, с которыми я разговаривал в начале июля, считают, что этот разрыв будет закрыт намного быстрее, возможно, в течение двух лет. Если угрозы Трампа против Huawei и сыграли какую-то роль, то это роль пробуждающего звонка для начатой Си Цзиньпином кампании за «опору на собственные силы». Американское «узкое место» может просуществовать на удивление недолго.
Уже в который раз долгосрочный взгляд Китая оказывается в резком контрасте с краткосрочными подходами Америки. Надо ли говорить, что это стало ещё очевидней за прошедшие два с половиной года политических гамбитов Трампа в «Твиттере». Один высокопоставленный китайский политик признался, что каждое утро заглядывает в записи Трампа в «Твиттере». И это не сюрприз. Лучше всего это сформулировал Сунь-Цзы в старинном трактате «Искусство войны»: «Если вы знаете врага и знаете себя, вы можете не бояться за исход сотни битв».
Стивен С. Роуч, преподаватель Йельского университета и бывший председатель Morgan Stanley Asia. Автор книги «Несбалансированность: взаимозависимость Америки и Китая».