Максим Глущенко: «Украинская оборонная промышленность на пороге кардинальных изменений»

Вопрос производства и продажи оружия — еще совсем недавно малопонятный и закрытый — стал одной из основных тем, обсуждаемых в украинском обществе. Сразу появилось множество экспертов, одни из которых утверждают, что склады забиты оружием и его просто не хотят выдавать, другие уверены, что всё давно разворовали. Максим Глущенко, бывший заместитель государственного концерна «Укроборонпром», экс-директор авиаремонтного завода «Авиакон», видит пути выхода из кризиса, в котором оказался оборонно-промышленный комплекс. Эксперт уверен, что у отечественной оборонной промышленности есть будущее.

— В последнее время о работе госконцерна «Укроборонпром» стала появляться хоть какая‑то информация, но часто данные о поставках оружия весьма противоречивы. Как человек, который уже вне этой системы, вы можете объективно охарактеризовать состояние дел в отрасли? Есть ли Украине, чем воевать?

— Состояние дел, мягко говоря, сложное. Не хочу резко критиковать, так как очень хорошо понимаю, насколько тяжело сдвинуть с места эту огромную оборонную махину. Забитые склады — это ведь тоже медаль с двумя сторонами. Законсервированной техники в Минобороны и на ответственном хранении на оборонных предприятиях много. Но готова ли она к бою? Конечно, нет. Ее нужно восстанавливать, ремонтировать, доукомплектовывать, на что сейчас и брошены основные силы концерна. 
Что‑то удается, но строить иллюзии о том, что в кратчайшие сроки наша армия будет полностью оснащена, не стоит. Высокие руководители к украинскому ОПК относились как к дойной корове, и все годы независимости оборонная промышленность была ориентирована на экспорт. О потребностях своей армии в стране думали в последнюю очередь. Теперь имеем разбалансированную отрасль и плачевные последствия. Ведь производилось только то, что хорошо продавалось за рубежом. И даже сейчас, при частичном запрете экспорта, потребности наших вооруженных сил в качественной технике и современных образцах вооружения намного больше, чем может дать отечественный оборонпром. А на развитие, как всегда, нет средств. Не вселяет надежду и внесенный в коалиционное соглашение пункт о финансировании ОПК в размере 3 % ВВП. Учитывая падение ВВП на 8 % и инфляцию в 20 %, государственный бюджет составит около 1,3 трлн грн, поэтому 3 % — это примерно 40 млрд грн. Причем на заводы из этой суммы поступит не более 10 млрд грн. С учетом сокращения экспорта более чем вдвое цифры для развития ОПК неутешительные. Необходимо привлекать дополнительные инвестиции и проводить реформы.

— Но о каком развитии можно говорить в военное время?

— Знаете, легендарный танк Т-34 пошел в серию тоже в разгар войны. И их сделали 50 тыс. единиц! А если говорить о более современных примерах, то посмотрите на Израиль. Война — это их повседневная жизнь. И именно постоянная угроза стимулировала это государство не стоять на месте, а развиваться. Израиль — один из крупнейших экспортеров оружия: в год продается 75 % военной продукции на $ 7 млрд. Но собственная армия оснащается в первую очередь и новейшими образцами, которые не продаются. У них в основу всего, в том числе и военных разработок, положена ценность человеческой жизни. Поэтому и появились роботы, способные патрулировать местность и даже самостоятельно открывать огонь, роботы-разведчики в виде змеи, беспилотники — от миниатюрных до размеров с боевой самолет. Ну а система противоракетной обороны «Железный купол» уже тысячи раз показала свою эффективность. И все это за несколько десятилетий. 
Почему получилось? Потому что не боялись нового, не боялись рисковать. И благодаря государственной поддержке научились доводить разработки ученых до состояния рыночного продукта. В Израиле около 5 тыс. инновационных компаний. Больше стартапов только в США. Израиль занимает второе место по инвестициям частного капитала в виде доли от ВВП. Он дал капиталистам финансовый рычаг в обмен на возможность проникать на международный рынок венчурного капитала. Они пришли в Израиль и научили делать бизнес.

— Допускаете ли вы, что Украина может следовать подобной модели?

— Понятно, что просто взять и перенести эту модель в наши реалии не получится. Но венчурные компании давно успешно работают в Украине. Что мешает уже сейчас создать государственный фонд венчурного капитала? Надо начинать работу и в процессе устранять нестыковки в законодательстве, вносить необходимые поправки. Объединить усилия с частными компаниями, направляя часть средств на привлечение дополнительных инвестиций. При этом создав отраслевые акционерные холдинги в соответствии с западными стандартами.
Кроме того, если государство наконец найдет возможность стимулировать научные разработки и инновационные проекты в сфере ОПК, это даст серьезный толчок в развитии отрасли. Главное — сразу четко проработать механизм претворения идей в практические результаты. Обеспечить прозрачность продаж и закупок, чтобы деньги не растворялись в воздухе или, точнее, не оседали в чьих то карманах.
 Первые шаги сделаны, и в коалиционном соглашении появился пункт о «внедрении механизмов предоставления возможности частным разработчикам работать над продукцией военного и специального назначения». 


Руководители из больших кабинетов почему‑то всегда скептически относились к частным разработчикам, считая, что госпредприятия способны самостоятельно выполнить любую работу. Но это далеко не так

Руководители из больших кабинетов почему‑то всегда скептически относились к частным разработчикам, считая, что госпредприятия способны самостоятельно выполнить любую работу. Но это далеко не так. Частник всегда лучше мотивирован и показывает результаты, как правило, и быстрее, и качественнее. Поэтому правильная, сбалансированная программа государственно-частного партнерства в сфере ОПК даст приток свежих идей. Особенно в сфере IT, ведь в Украине специалистов достаточно, только работают они сейчас на иностранных заказчиков и постепенно меняют страну проживания.
Я не строю иллюзий о том, что частник завтра сделает ракету, превосходящую по своим ТТХ продукцию завода «Артем». Но отдельные интересные решения, уверен, появятся. Это электроника, программный продукт, улучшение систем наведения и целеуказания, системы контроля, наблюдения и разведки и т. д.

— Но это очень отдаленная перспектива...

— Да. Но если этого не делать, мы застрянем по технологиям в 1970‑х. Разумеется, эта работа должна проводиться параллельно с наведением порядка в отрасли. Проблем масса. Это и разобщенность производственников и научных институтов, которые уже забыли, что такое финансирование; импортозависимость; бюрократия Минобороны и зарегулированность процедур, причем все это нужно было только для того, чтобы выводить на сторону деньги. А способов было множество: начиная от схем продажи излишнего имущества, среди которого оказывались боеприпасы, вертолеты и «Буки», до посреднических фирм на внутреннем и внешнем рынках, от услуг которых сейчас нужно отказаться в первую очередь, а также фантастические агентские выплаты при экспорте, которые необходимо ограничить. В подавляющем большинстве это ширмы, с помощью которых деньги уводили в офшоры. В результате на заводы не доходило 50 % от цены реализации и, как следствие, мы имеем не высокодоходный бизнес, а дотационный. И всем, кто был при деле, это было удобно.

— А вам?

— Была возможность за счет одного контракта стать миллионером, лишь поставив подпись. Но как я мог согласовать сделку, комиссионные по которой составляли половину от всей суммы контракта?! Этот договор, как и еще десяток подобных, был остановлен. Это и продажа 110 млн штук патронов, и танковых боеприпасов, и многого другого. Все эти договоры объединяло одно: государство недополучило бы сотни миллионов гривен.
Отмечу, за время моего руководства заводом «Авиакон», средств на счетах стало почти в два раза больше и предприятие до сих пор живет на заключенных еще мной сделках. Сумма одного только контракта с Алжиром на ремонт и модернизацию 23 вертолетов Ми-24 — это $ 150 млн!

— Вашу позицию тогдашнее руководство концерна не оценило.

— Торговля оружием — жесткий и непубличный бизнес со своими правилами. И те, кто выходит за рамки, быстро ощущает на себе всю тяжесть и сплоченность старой системы. Я это ощутил в полной мере. В первый раз моя работа заместителем в «Укроборонпроме» закончилась очень быстро, как только я начал проводить аудит в концерне. Меня и мою команду представили врагами экспорта. Тогдашний министр обороны со своей свитой даже лично летал в Крым к Януковичу. Произошло это после того, как мы обратили внимание на сомнительные сделки и выработали план по реанимации контрактов.
Но в 2013 г. все же вскрылось, что красивые отчеты «Укроборонпрома» и Минобороны не более чем фикция. Всплыли и подробности печально известного иракского контракта на поставку БТР-4, и другие контракты продажи оружия по заниженным ценам на свои подставные фирмы. Главное, что в результате проваленных контрактов на наши традиционные рынки сразу же заходили наши конкуренты. Таким образом государство потеряло около пяти рынков сбыта и недополучило 20 % валютных поступлений. В итоге сменился министр обороны, и меня снова пригласили, чтобы отстроить систему. Казалось бы, ситуация должна меняться, но и эти ребята наступили на те же грабли. О реформах и наполнении бюджета позабыли, и я со своими планами развития отрасли стал неудобен уже частично сменившимся руководителям, которых назначил Янукович, поэтому сократили мою должность. Впрочем, вскоре их самих смыло революционной волной.

— Есть ли шанс у украинского оборонного комплекса измениться?

— Отечественный ОПК еще никогда не стоял на пороге таких кардинальных изменений, надо только правильно воспользоваться этим шансом. Уже есть понимание общества, что нам нужна сильная и современная армия, и это обойдется недешево. Теперь должны сойтись три основные составляющие: политическая воля, правильно выстроенная схема реформ и профессионализм людей, которые будут претворять их в жизнь и у которых выработан иммунитет к соблазнам. ОПК способен стать локомотивом нашей экономики и двигать ее вперед, при этом ставить на место иностранных агрессоров.