— Какие изменения в развитии украинского арт-процесса произошли в последние 5 лет?
— У нас налицо определенное расслоение художников. Известные авторы, первый эшелон, продаются — покупка их работ рассматривается как инвестиция. Их покупают много и дорого. Второй эшелон продается несколько менее успешно.
Третьему сложнее всего — художники оказываются за чертой интереса, и продажи идут очень туго. В принципе, это совершенно закономерный процесс, так происходит во многих странах. Вообще, пять лет назад был расцвет, когда покупалось много работ, успешно работали галереи. Сейчас, конечно, более трудное время. Поэтому далеко не у каждой галереи есть шанс на выживание.
— С какими галереями вы работаете?
— Я работаю с «Триптихом», с которым и начинал когда‑то, с галереей Тани Мироновой и эпизодически — с «Мистецькою збіркою».
— С кем перспективнее работать — с галереей или с арт-дилером?
— В галереях представлены работы, которые продают посетителям. Арт-дилер более активен — он «создает» клиента. Поэтому перспективнее работать, конечно же, с арт-дилером. С другой стороны, учитывая не особенно успешную работу украинских галерей, я продолжаю с ними сотрудничать, чтобы поддержать отечественных галеристов и художников.
Ведь если арт-дилер работает, как правило, всего с несколькими художниками, то у галереи их может быть много, в том числе и молодых авторов. Когда относительно неизвестные художники появляются рядом с известными, коллекционеры внимательнее присматриваются к молодым.
— Как считаете, должен ли коллекционер рассматривать покупку картины как инвестицию?
— Думаю, это нормально, когда коллекционер желает купить хорошую, дорогую вещь, зная, что впоследствии она станет еще дороже. Качество так или иначе является одним из основных факторов, влияющих на выбор коллекционера. Плюс большое значение, конечно, имеет имя. Объединение двух этих составляющих всегда вызывает интерес.
— Удается ли коллекционерам обходиться без арт-экспертов, которых в Украине очень мало?
— Коллекционеры и есть самые лучшие арт-эксперты — поверьте моему опыту. Они перед каждым приобретением все очень внимательно просматривают. В том, как они смотрят на работы и четко определяют лучшие из них, им нет равных. Некоторые коллекционеры имеют более чем 20‑летний опыт постоянной работы с живописью, так что разбираются в ней потрясающе хорошо. Они путешествуют по миру, проводят много времени в галереях и музеях. Перед тем как приобрести работу, долго присматриваются, думают, анализируют, словом, вкладывают в это часть своей жизни. Поэтому я, скорее, отдам предпочтение коллекционеру с 20‑летним стажем, чем любому из искусствоведов.
— Сейчас ваши работы больше покупают в Украине или за рубежом?
— Когда как. Первые 15 лет мои работы лучше продавались за рубежом. А вот в последние годы все‑таки больше в Украине.
— Какой клиент вам дороже — зарубежный или отечественный?
— Тот, кто смотрит на картину и при этом волнуется. И тогда я понимаю, что он чувствует нечто близкое к тому, что чувствовал я, когда писал работу. Это всегда видно по глазам.
— Глаза покупателя — это так важно? Не верю.
— Понимаете, картина в доме — это очень серьезная вещь. Человек приходит домой — и видит ее каждый день, утром и вечером. И если контакта нет или он не вызывает у покупателя какие‑то особые состояния, возникает довольно тяжелая ситуация. А вот если контакт покупателя с работой состоялся — это для меня самое высшее удовольствие.
— Вы больше известны как пейзажист. Но ведь ваши «Кони» — это, скорее, анимализм. Откуда на ваших полотнах появились животные?
— Так получилось. Мне из Ялты позвонил один мой знакомый художник — Николай Муравский — и говорит что‑то вроде: «Толя, я сейчас у родителей, дверь открыта, возле дома стоит лошадь и так вписывается в эту ночь — просто фантастика! Это твоя тема». Благодаря тому, что он блестящий рассказчик, у меня перед глазами возникла четкая картина, которую я и написал. Меня часто спрашивают, почему людям нравятся мои «Кони». А потому, что эти картины медитативны. Когда изображение расплывчато, почти угадывается, оно привлекает внимание, и человек начинает его рассматривать. И как бы входит в полотно, открывает его для себя во всех деталях. Восприятие эмоциональное уступает место восприятию медитативному, и длительное созерцание переходит в идеальное чувствование. В этой же манере я делаю сейчас и пейзажи.
— Вы по‑прежнему много работаете или все‑таки иногда щадите собственный организм?
— Сейчас я работаю не так много, как раньше. Но у меня есть план возобновить прежний режим и сделать серию огромных работ, где система медитативного пейзажа сможет раскрыться на полную. Кстати, один из них — размером 2,5 х 5 метров — сейчас выставлен в «Мистецькому Арсеналі» на выставке «Велике і Величне».