Старший директор по работе с клиентами аукционного дома Sotheby’s Ирина Степанова о развитии украинского арт-рынка и о том, стоит ли вкладывать деньги в современное искусство

«Капитал» встретился в Крыму с одним из мировых арт-экспертов Ириной Степановой, директором по работе с клиентами аукционного дома Sotheby’s, которая приехала в Украину, чтобы познакомиться с молодыми участниками VІІІ Международного симпозиума современного искусства «Бирючий 013».
— Как давно аукционный дом Sotheby’s работает с современным украинским искусством?
— Мы приезжаем в Киев с 2006 года. Sotheby’s стал первым аукционом, на котором были представлены работы современных украинских художников. Мы отобрали несколько имен — Олег Тистол, Николай Маценко, Марина Скугарева, Павел Маков, Арсен Савадов, Николай Цаголов, Влада Ралко и Владимир Будников, Оксана Мась. Их картины и были впервые выставлены на торги в 2008 году. Тогда не все работы продались одинаково успешно, но мы считаем эти торги точкой отсчета. С тех пор начались открытые аукционные продажи, а для формирования рыночной истории нет ничего важнее. Цену определяют здесь и сейчас, в аукционном зале. При анализе рыночного успеха всегда опираются именно на публичные аукционные торги, результаты которых можно отследить в открытых источниках art.net и artprice.com.
— Как вам понравился украинский павильон на Венецианской биеннале?
— Мы с большим интересом посмотрели все украинские павильоны — увиденное меня приятно удивило и обнадежило. Что украинские художники обладают колоссальным потенциалом, школой, свежими идеями и прекрасным чувством юмора, мы знали всегда, но приятно, что растет новое поколение, которое не уступает признанным мастерам. Многослойные, интересные работы, исполненные самоиронии... Последнее качество для художника — одно из важнейших, на мой взгляд. Здесь, на «Бирючем», мне было приятно познакомиться с Жанной Кадыровой: у нее потрясающие работы, а ее показанный на биеннале «Памятник памятнику» — очень тонкий, эстетский, завораживающий. Интересные работы представили Николай Ридный и Гамлет Зиньковский.
— Кого из молодых украинских авторов вы бы еще отметили?
— Очень интересные проекты представили Степан Рябченко с его космическим размахом и архитектурной выверенностью композиций, Артем Волокитин, за творчеством которого я давно слежу. Хотелось бы также отметить Никиту Шаленого, Алексея Яловегу, Андрея Орлова.
— Как вы считаете, в чем принципиальное отличие украинского изобразительного искусства от, скажем, российского?
— Отличие в подходе, в менталитете: украинское искусство радостное, ироничное и всегда качественно воплощенное. Московской концептуальной школе этого, по крайней мере в последние несколько лет, не хватало — хорошие идеи, но нет качественного исполнения. Авторы не задумываются, как будет жить объект дальше, в музее или частном собрании. Довольно долго художникам внушалось, что главное — идея, а воплощение и материалы не важны. С первых моментов знакомства с украинским искусством меня в нем подкупало именно качество: никто никогда не ставил крест на владении техникой и технологиями, умении рисовать, грунтовать холст, работать с красками и тому подобном. На мой взгляд, это дает художнику бóльшую свободу в базовых вещах: он знает, что следует сейчас использовать, а от чего можно отказаться.
— Есть мнение, что украинское искусство болеет вторичностью идей. Вы с этим согласны?
— Это проблема развития искусства вообще, без привязки к географии. Художников мучают некие реминисценции, они начинают цитировать, и возникает перекличка с чем‑то, уже бывшим. Это довольно сложно — найти свежую идею и свежо ее воплотить. Часто, рассматривая работу, можно почти наверняка сказать, кто повлиял на ее создание: Поллок, Херст или, скажем, Тернер. Проблема возникает, когда мы не можем отвязаться от мысли, что уже это видели. Другое дело, если мы имеем дело с новым прочтением, игрой со старой идеей — тогда результат вызывает восхищение.
— Чем отличается сегодняшняя арт-ситуация в Украине и России?
— В России арт-рынок жив, продуктивно работает большое количество арт-институций и галерей, причем не только в Москве и Петербурге, но и в регионах. Однако в силу географической разбросанности и поликультурности управляющие процессом силы разрознены, и множество маленьких речушек никак не могут слиться в одну большую реку. В Украине монокультурность необычайным образом объединяет участников арт-движения — коллекционеров, кураторов, дилеров. Они умеют находить общий язык для общего же блага. Мы видим результаты: на международных площадках все чаще стали появляться очень мощные украинские проекты, Украина постепенно начинает восприниматься как страна, где современное искусство живо, где развиваются новые направления, где бизнес и государство готовы поддерживать и инвестировать в искусство. Смею утверждать, что в целом рынок здесь развивается динамичнее, чем в России, хотя объемы продаж пока еще небольшие.
— Неожиданно.
— И все же это правда. Если аукционный дом Phillips специализируется на современном искусстве и там часто появляются новые авторы, Sotheby’s и Christie’s реагируют на устоявшиеся имена — проверенные музеями, временем, аукционными продажами. Обратите внимание, что российские художники, которых мы продаем, — это авторы 1980‑1990‑х годов. А вот многие украинские работы созданы в последнее время.
— Как вы оцениваете рост украинских художников с 2006 года и до сегодняшнего дня?
— Цены растут, но я считаю, их повышение должно происходить постепенно, без резких скачков: в какой‑то степени они вредят и художнику, и коллекционеру. Так что я предостерегла бы коллекционеров от ожиданий, что цены на художников, которых они собирают, будут расти в геометрической прогрессии. С дилерами, которые представляют художников, мы каждый раз дискутируем о цене: чтобы состоялся торг, на аукционе вещи должны появляться с эстимейтом примерно на 20 % ниже рыночной стоимости. В целом наблюдается постоянное повышение цен. Хорошее искусство не дешевеет.
— Скажите, а что бывает, если работа художника на торгах все же не продается?
— Перед тем как попасть на аукцион, картина проходит очень серьезный отбор, и ее появлению на торгах предшествует работа множества специалистов. То есть сам факт появления на торгах — это уже знак качества. Мы активно работаем с коллекционерами, рассылаем каталоги и приглашения, устраиваем предаукционные выставки. Но если работа не продалась, тут нет ничего страшного, владельцу это не грозит большими потерями. Фактически это означает только одно: во время торгов в зале или на телефонной линии не оказалось человека, который был бы в ней заинтересован. Это не значит, что покупателя на картину не существует: он мог не доехать до Лондона, или его телефон быть вне зоны доступа. В следующий раз или через пару лет картина может быть выставлена снова — и у коллекционеров вновь будет шанс ее приобрести.
— Насколько сложная экономическая ситуация в Европе повлияла на финансовые результаты аукционного дома Sotheby’s?
— Вовсе не повлияла: хорошее искусство не дешевеет и является надежным вложением. Недавно объявленные Sotheby’s финансовые результаты первого полугодия 2013 года наглядно говорят о значительном росте оборота и притоке новых коллекционеров. Общий объем продаж составил $ 406,6 млн, что превышает аналогичный показатель прошлого года. Что касается русских и украинских собирателей, то у нас 15 % новых зарегистрировавшихся клиентов. Поверьте, это большая цифра.