В своем репертуаре

Даниэль Лавуа

Собственный «When I’m 64» поющего композитора Даниэля Лавуа.

   В триумфальные сезоны мюзикла Риккардо Коччанте «Notre-Dame de Paris» канадский баритон Даниэль Лавуа, исполнитель роли угрюмого и противоречивого священника Клода Фролло, глядел с плакатов элегантным джентльменом с демонически изогнутыми бровями и без намека на седину. По прошествии пятнадцати лет он рассказывает: «Мне кажется, я играл роль этакого папаши, который снисходительно хлопает отпрыска по плечу и говорит: «Ну вот, сынок, ты этого и дождался», — имея в виду себя: дождался пения во французском мюзикле на сюжет, понятный выпускнику иезуитского колледжа как никому другому, с коллегами, младшими вдвое. В марте Лавуа, Гару и Брюно Пельтье втроем спели в Киеве этакий шикарный дайджест «Нотр дама», и теперь, когда «Belle» не несется, как какой‑нибудь шансон, из каждого динамика, самое время услышать Лавуа самого по себе. Ведь за душой и в творческом портфеле у него богатств больше, чем мы могли бы ожидать. И они неожиданно просты.

   Прежде всего, похоже, вакцина от тщеславия. И осознание силы, которой обладают разные немудреные и нелукавые вещи. И то сказать: в 64 искренность точно важнее имиджа, о котором уж кто-кто, а Лавуа мог бы, мог бы...

   Вообще‑то Лавуа — кабаретье, поэт и песенный композитор с охапкой «Феликсов» — квебекских музыкальных наград исполнителям и авторам. На самом деле у его обаяния довольно скучная изнанка. Например, он со сдержанным удивлением реагирует на искусительное слово «хит», когда спрашивают об истории сочинения тревожной песни «Ils s’aiment» на одном ре-минорном рояльном аккорде, ранившей в сердце театрального колдуна Романа Виктюка и шрапнелью зацепившей всех поклонников его «Служанок». Такая уж это песня — с настойчивым виражом вверх и неумолимым аккордом внизу. Но все‑таки с виражом вверх. Лавуа слышит «хит» и поправляет: «Удачная песня». И дальше — то же. Ему о вдохновительнице-музе, он — о дисциплине: чтобы за год насобирать полтора десятка «удачных песен» и стоящих стихотворений, он пишет их по штуке каждое утро. Ни в коем случае не на ходу, а в специальной обстановке, которую обеспечивает себе при любых обстоятельствах, поскольку очень важна концентрация. И периодически выбрасывает «в мусорку, в мусорку... а это неплохо... а это в мусорку» — когда-то давным-давно этот строгий порядок требовал волевого усилия, но в конце концов стал привычным.

   В том же духе силы и простоты его предпочтение концертов спектаклям: ему об ограниченности фрачного концерта по сравнению с мюзиклом, он — о том, что в спектакле, посреди движущихся декораций, работников сцены, в костюме и гриме о пении думать некогда, зато в концерте все эмоции идут прямиком в голос.

   Лавуа будет исполнять те свои песни, которые за долгое время успели обнаружить новые значения, как «Земля — это я и ты»: в молодости, понятно, она была обращением к возлюбленной, а сейчас — поклоном планете, где жили и живут все поколения всех народов. В некоторых песнях он меняет одну-другую стихотворную строку. А к «Я хотел бы увидеть Нью-Йорк» добавил целый куплет, поясняющий, как грустны, смешны и несчастны люди, мечтающие увидеть в городе не город, а символ средоточия всех богатств и удачи. Ну да: ему что‑то об архитектуре тех мест, где он гастролировал, а он в ответ — жаль, что не успеть рассмотреть все типажи людей на улицах.

   Из этих выдержанных, как породистые вина, песен Лавуа собрал и записал диск «Я слушаю радио». Седой и все более элегантный, он слушает радио, объезжает свой Квебек на велосипеде, выращивает в просторном саду огромные яркие помидоры, что твой Дон Корлеоне, и каждое утро пишет миру своеобразное merci за его нетривиальность.

Киев, МЦКИ «Октябрьский дворец»
17 октября, 19:00