Один из основоположников украинского концепт-арта Олег Тистол о пользе кризисов, бесполезности украинских галеристов и о том, почему гордится своим врадиевским происхождением

— Как вы оцениваете культурную ситуацию в Украине и как себя в ней чувствуете?

— За последние пять лет у меня все изменилось, и скорее к лучшему: жизнь структурировалась, нет лишней суеты. Мой замечательный друг Игорь Абрамович теперь является моим арт-дилером. Словом, у меня лично все очень неплохо.

А ситуация в стране в целом, по моим ощущениям, очень нездоровая: произошло резкое, мощное падение культурного уровня. Главным ориентиром для общества стали деньги, искусство попытались коммерциализировать — и это привело к деградации художественных процессов. А моральный кризис неизбежно приведет к финансовому — поверьте моему опыту.

— Неужели все настолько безнадежно?

— Ну почему же? У любого болезненного явления всегда имеется обратная сторона. Это уже третий кризис, который я наблюдаю, и считаю его достаточно здоровым явлением, после которого выживает сильнейший. Пройдет очередной круг очищения, в профессии останутся действительно только настоящие художники, которых интересует искусство, а не мелкий пиар, сомнительные скандальчики и выстаивание очередей за грантами.

Впрочем, несколько художников выживут всегда, даже в самые сложные времена. Тем не менее одна ласточка весны не делает, и пара авторов не заменяет культурный процесс. Ведь искусство — это не товар, это процесс. И цены на картины, кстати, определяются исходя из этого процесса.

— Цены определяют эксперты. А у нас их критически мало.

— Ситуацию спасает то, что работы украинских художников наконец стали появляться на международном арт-рынке. И, надо сказать, в условиях отсутствия экспертов (причем во всех сферах), репрезентация искусства на мировых аукционах является, пожалуй, самым простым и внятным способом ее оценки.

Многие реагируют неадекватно на то, что «вот, работу Криволапа продали за $ 120 тысяч». А я считаю, слава Богу: его картины стоят этих денег, они стоят и больше, человек дошел до этого своим трудом, и это все совершенно нормально. Другой вопрос, что пока в репрезентации отечественного искусства на Западе слишком много держится на одном человеке — Игоре Абрамовиче (известный украинский арт-дилер. — «Капитал»), на его энтузиазме, любви к искусству и человеческих качествах.

— Почему так произошло? Ведь Игорь Абрамович — далеко не единственный арт-дилер.

— Когда в 2009‑м Сотбис прошелся по украинским галереям, пришел просто в ужас от наших «ведущих галеристов»: люди совершенно некомпетентны, двух слов вместе связать не могут и вообще никак не заинтересованы в продвижении своих художников на зарубежный арт-рынок. Это ж надо напрягаться, развиваться, поднимать собственную планку. Им гораздо удобнее «кидать» художников здесь, на родине, чем прилагать усилия и выходить на мировой уровень.

— Почем сейчас уходят ваши работы на мировых аукционах?

— От $ 10 000 до $ 50 000. Это нормальные цены, и я всегда был очень осторожен с ценообразованием. Не люблю и даже боюсь продаваться слишком дорого, поскольку еще 20 лет назад видел, какие беды это доставляло людям. В 1988‑м на Сотбис картину одного очень хорошего художника купил Элтон Джон за $ 300 000.

А потом человек 15‑20 лет голодал: по таким же ценам продавать его картины было нереально, а ниже — уже нельзя. Кому нужны эти проблемы? К тому же, во‑первых, даже если работы продаются за миллионы, до автора они доходят очень редко. Во-вторых, цены на картины далеко не всегда отражают ценность работ.

— Когда, кому и за сколько вы продали свою первую работу?

— В 1977‑м картинку «Утро дворника» у меня за 50 рублей купила Ирина Макарова-Вышеславская — прекрасная женщина и великолепная художница. Тогда это позволило мне на какое‑то время снять квартиру, потому что меня на тот момент выгнали из общежития. Что было потом, уже не помню, но в 1986‑м на Андреевском спуске две мои крошечные картинки (каждая размером с пачку сигарет) за 25 рублей купила Яблонская. Потом мне говорили, что они висели у Татьяны Ниловны в мастерской.

— В каких техниках вы работаете сейчас?

— Вообще во всех. А в настоящее время я чаще всего использую акрил и маркеры на холсте, фотографию и ее производные, фанеру, спрей и крайне редко — технику «масло, холст». Это великолепная классическая технология, от которой меня просто тошнит: просто потому, что сейчас маслами-холстами завалены все арт-киевы.

Мы с Колей Маценко (известный украинский художник. — «Капитал») с большим энтузиазмом взялись за новый совместный проект и делаем инсталляции для Музея современного искусства в Одессе. Как в начале 90‑х, нам вдруг захотелось делать какие‑то художественные, культурологические жесты. И все же картины для нас по‑прежнему душераздирающе важны и остаются основным хобби, ведь мы — фанатичные художники.

Впрочем, художник в моем понимании — это такой чувак с бородой, в берете — стоит с палитрой на полном серьезе и красит кисточкой по холсту. Савадов таких дразнит «Художник Художникович». Валик Раевский правильно сказал, что для таких людей, как он, я, Савадов, более точным является определение «деятель культуры», подразумевающее наличие четкой мировоззренческой позиции и способности высказаться максимально точно и жестко по любому поводу.

— Насколько глубока ваша рефлексия на происходящее в Украине? Как культурного деятеля.

— Это моя страна, я здесь живу, и «звідси не поїду, кохання не залишу», так что не рефлексировать на происходящее не могу. Так, например, я сам родом из Врадиевки, а Ирина Крашкова, которую изнасиловали милиционеры, — моя дальняя родственница. Мои двоюродные тетки Тамара и Лида били ментов голыми руками.

Что, на это можно не реагировать? Нельзя. Но когда молодой художник рисует картинку на врадиевскую тему, чтобы пропиариться, меня это злит. Волнует Врадиевка? Раз молодой и здоровый, езжай туда, дай менту по морде. Меня так воспитывали, у меня такие бабушки, дедушки, мама, папа: обидели тебя — встань, пойди и отплати обидчику. Часто только это и действует. А рисовать на кого‑то карикатуры совершенно бессмысленно. Рисовать надо вечное.