Одну из самых старых киевских галерей «Триптих АРТ» в 1988 году основали художники Александр Миловзоров, Нелли Исупова, Владимир Исупов и Наталья Пикуш. Через два года в качестве арт-директора пригласили Татьяну Савченко, которая занимается галереей по сей день — вот уже 24 года. «Капитал» расспросил Татьяну о галерейном бизнесе, ситуации на отечественном арт-рынке и росте цен на искусство.
— Почему так часто галереи закрываются, не проработав и года?
— Многие думают, достаточно красивенько одеться и с бокалом вина походить на открытии. На самом деле нужно вкладывать и вкладывать: время, ум, интуицию, жизненный опыт и, конечно же, деньги. Искусство не может существовать без денег, без денег оно умирает.
— Галерея — это бизнес?
— Во всем мире считается, что если галерея выходит в ноль, сама себя окупает, у нее просто блестящая карьера. Поэтому галерейным бизнесом обычно занимаются люди, у которых есть альтернативный источник дохода. У нас все иначе. Прежде всего потому, что нет никакого закона о галереях: скажем, это помещение зарегистрировано как выставочный зал, а я продаю работы как частный предприниматель. Да, с одной стороны, галерея — это бизнес. Но очень тонкий, хрупкий и подверженный любому изменению в экономике и социально-политической сфере.
— А что скажете о нынешней ситуации на арт-рынке?
— То, что в нашей стране до сих пор есть галереи, — скорее чудо, чем закономерность. Большинство площадок закрылись, остальные, откровенно говоря, на ладан дышат. Когда стреляют пушки, музы молчат, а бизнес стоит. Поэтому покупка произведений искусства — сейчас просто нонсенс. Картины теперь приобретают только на благотворительных аукционах. Кстати, я приятно поражена тем, как себя проявляют в этих условиях отечественные художники: многие безвозмездно отдают на аукционы свои работы — и, поверьте, это совсем не плохие работы.
— Каковы источники финансирования галереи «Триптих АРТ»?
— Галерея существует с 1988 года и все это время была преимущественно на самофинансировании. Ведь не всегда были такие плохие времена, как теперь. Она была создана как галерея декоративно-прикладного искусства, поэтому на ее содержание требовалось немного средств. Это потом уже, когда мы сделали из нее полноценную галерею современного искусства, расходы выросли. Впрочем, они окупались за счет продажи произведений искусства. В докризисные времена, в 2003‑2008 годы, галерея процветала. Молодая украинская буржуазия, поездив по разным странам, начала интересоваться искусством и, в частности, украинскими художниками.
— И где все эти люди теперь?
— Когда к власти пришла Партия регионов, многие из наших клиентов попали в опалу, были разорены, выехали за границу. Но некоторые все‑таки остались в Украине и даже сейчас что‑то приобретают, может, даже в ущерб себе — чтобы поддержать галерею.
— Сколько стоит содержание галереи «Триптих АРТ»?
— Расходы на содержание галереи составляют $ 5‑7 тыс. в месяц. Половина этой суммы — аренда, остальное — коммунальные расходы, охрана, зарплата сотрудникам, печатная продукция и прочее. Например, мы приняли участие в этом году в «Art-Kyiv Contemporary» — 50‑метровый бокс обошелся в 24 тыс. грн. Хотела отказаться от участия, но кто выживет сегодня, будет в числе лидеров завтра.
Русалка с обнаженной грудью всегда пользуется гораздо большим успехом, чем, скажем, абстракция. И чем профессиональнее автор, чем более он свободен в своем видении мира и творчестве, тем сложнее его продать. Меньше всего проблем с салонной живописью на потребу публике. Общественный вкус сильно отличается от собственно вкуса
— Откуда берете средства на участие в арт-ярмарках?
— Свои собственные, заработанные деньги, которые теоретически можно было бы положить в карман, мы вкладывали в развитие галереи. А значит, обеспечивали ее участие в международных арт-форумах, ярмарках, фестивалях — в Париже, Вильнюсе, Стамбуле, Дубае, Москве, Карлсруэ. Чтобы провести четыре дня на «Арт-Манеже», нужно $ 13‑15 тыс. Там, конечно, мы ничего не продавали, это были скорее имиджевые проекты, которые впоследствии окупались: украинская школа живописи — чувственная, яркая, профессиональная — всегда производила впечатление.
— За счет одних художников галерея создает себе имидж, за счет других — зарабатывает. У вас тоже так?
— Этим грешат все галереи, в том числе американские и европейские. Существует «выставочное лицо» галереи, а есть комната или уголок, где находятся совершенно иные работы. Видите ли, людей со вкусом очень мало, а тем более — подготовленных к восприятию современного искусства. Бывает, приходят и начинают тыкать пальцем: «О, а шо это? Разве такие деревья бывают?» или «Шо это тут намазано? Я так тоже могу!». Русалка с обнаженной грудью всегда пользуется гораздо большим успехом, чем, скажем, абстракция. И чем профессиональнее автор, чем более он свободен в своем видении мира и творчестве, тем сложнее его продать. Меньше всего проблем с салонной живописью на потребу публике. Общественный вкус очень отличается от собственно вкуса. Поэтому, к своему большому раздражению, печали и скорби, я вынуждена балансировать на грани, чтобы не свалиться в попсу. Пока мне это удавалось. Но чтобы галерея могла существовать, у меня в загашнике всегда должно быть нечто понятное этому самому общественному вкусу.
— На какой рост цен на произведения искусства может рассчитывать коллекционер?
— Гарантировать повышение цен на произведения искусства, конечно, никто не может. И все же приведу пару примеров. С Анатолием Криволапом, скажем, мы сотрудничаем с 2003 года. Тогда его работа 1 х 1 м стоила около $ 5 тыс. Сейчас живопись такого размера обойдется в € 12‑13 тыс. Полотно Матвея Вайсберга лет десять назад можно было купить примерно за $ 3 тыс. (60 х 80 см), сейчас его полутораметровая картина оценивается в $ 10‑12 тыс. Метровая работа Анны Гидоры в 2000‑м стоила около $ 3 тыс., теперь — $ 6‑8 тыс.
— Требуете ли вы от художников, чтобы они работали только с вами?
— В идеале, конечно, я бы хотела работать с пятью художниками, посвящать им все свои силы, полностью их вести, выставлять за границей, покупать все их работы. Тогда я могу требовать, чтобы они не распылялись на несколько галерей, выставлялись только у меня и принадлежали мне, как и я им. Я знаю и понимаю, как это делать, но возможности, к сожалению, не имею.
— Как относитесь к тому, что отечественные галереи берут у художников работы за проведение выставки?
— Галерея не берет, она принимает подарок. Две недели аренды помещения, охрана, коммунальные платежи, полиграфия к выставке, фуршет, работа сотрудников галереи, думаю, заслуживают благодарности художника.
— Есть мнение, что если на открытии выставки ничего не купили, она провалилась.
— Это не так: с выставки работы чаще всего не продаются. Их могут лишь зарезервировать, а потом выкупить. И вообще, произведения искусства за один день не покупают. Люди приходят по три-четыре раза, к приобретению подходят очень взвешенно. Если стоимость работы составляет $ 5 тыс., а тем более $ 50 тыс., прежде чем отдать такие деньги за картину, человек должен выносить свое решение, убедиться, что она ему действительно нужна. На это может уйти полгода, а то и год. Ведь покупают не картину, а целый ряд ощущений, понятий о мире.
— Почему коллекционеру нужно покупать, скажем, не «малых голландцев», а современное искусство?
— Потому что практически все настоящие «малые голландцы» разошлись по музеям, а то, что сейчас продают коллекционерам, даже на аукционах, — скорее всего, суперпрофессиональные подделки. Институт подделок поражает воображение. В то же время своих современников подделывают только дураки: есть живой автор, который лучше любого эксперта скажет, его это работа или нет. Произведение современного художника, купленное у него самого или в галерее, всегда будет подлинником.
— Почему у нас так слабо развито коллекционирование и меценатство?
— Коллекционером становятся не сразу. Это также вопрос общей культуры. Человек должен понимать и любить искусство, иметь деньги на его покупку и желание их на него потратить. Эти три составляющие очень редко встречаются у нас в одном человеке. Плюс, опять же, законодательство. Если бы нашим олигархам сказали: купишь картину и подаришь ее музею — уменьшим налоги на 20 %, процесс наверняка пошел бы. Одно дело, когда обороты крошечные, а другое — когда речь идет о миллионах и миллиардах. Самый крупный нью-йоркский Метрополитен-музей был создан именно благодаря такой схеме. Появился Сорос и прочие западные коллекционеры и меценаты. Но у нас, увы, подобной схемы нет, поэтому и меценатов нет, а коллекционеров можно пересчитать на пальцах.
Досье
По образованию филолог, специалист по французскому языку и литературе, окончила Харьковский государственный университет им. Каразина. В 1997‑1999 гг. работала арт-директором галереи Palette в городе Клеве (Германия). С конца 1999‑го является бессменным директором галереи «Триптих АРТ». На счету Татьяны Савченко около 500 выставочных проектов, в том числе на «Art Vilnius 09», «Арт-манеж» (2005, 2006, 2007), «Art Karlsruhe» (2006, 2007), «Арт-Стамбул» (2009), «Арт-Киев» (2006, 2007, 2008), «Art-Kyiv Contemporary» (2011, 2012, 2013, 2014), «Арсенал 2012» (Киев)