«Капитал» посмотрел продолжение знаменитой австралийской франшизы и пришел к выводу, что это тот случай, когда торжество формы над содержанием совершенно оправданно.
Трилогия «Безумный Макс», заглохшая 30 лет назад, возвращается на экраны, грохоча и скрежеща металлом, гитарными запилами и крышесрывными автопогонями. Джордж Миллер, несмотря на свой преклонный возраст (режиссер недавно справил 70-летний юбилей) и ванильную фильмографию последних лет, совершил эффектный прыжок через собственную голову. Он снял экшен такого масштаба, что все «Мстители», «Хранители» и «Форсажи» разом нервно курят в углу.
Человечество ожидает ужасное будущее. Леса и реки исчезнут, вода станет дефицитом, а оставшиеся в живых будут вынуждены влачить жалкое существование в нищете и голоде посреди сплошных пустынь.
Части населения повезет и того меньше — им придется жить под гнетом жестокого тирана Несмертана Джо. На лицо ужасный и такой же точно внутри, Несмертан завладел всеми местными запасами воды, зелени и молодых женщин, и живет припеваючи на нескольких высоких плато, куда простым смертным путь заказан. Охраняет деспотичного урода целая армия нелюдей, больше похожих на помесь вампиров с детищем Виктора Франкенштейна. Для поддержания здоровья упыри используют нормальных людей в качестве доноров крови, пренебрежительно называя их «пузырями». И все как один готовы отдать за Несмертана жизнь в надежде, что попадут в Вальгаллу, где будут раскатывать на новеньких рейндж роверах и есть бургеры, запивая их напитком богов — макшейком.
В качестве «пузыря» к бойцам Несмертана попадает в руки Макс (Том Харди), бывший полицейский, путешествующий по пустыням суровый одиночка сложной судьбы. Макса преследуют голоса в голове, видения, а также все остальное население пустынь — крайне агрессивные люди, которые ведут смертельную борьбу между собой за продукты и бензин. И так бы Макса и обескровили совсем безжалостные упыри, если бы в этом подобии государства не случилось ЧП. Военачальница Фьюриоза (бритая наголо и перепачканная машинным маслом Шарлиз Терон без руки), прихватив с собой цистерну воды, огромный бак бензина и небольшой, но любимый гарем Несмертана Джо, на боевой фуре делает ноги в неизвестном направлении.
В погоню за беглянками бросается лично Джо, собрав почти всех своих воинов. Один из них в качестве провианта берет с собой Макса.
Собственно, все эти события умещаются примерно в первые 20 минут картины. Дальше же начинается металлическая поэма, механистическая экшен-симфония и грандиозная опера апокалипсиса. Войско Несмертана выглядит как взбесившаяся банда гонщиков-рокеров (барабанщики и электрогитарист, прикованный цепями к боевой машине, в наличии) на автомобилях-мутантах самых причудливых конструкций и сборки. Все это мчится, гремит, завывает, грохочет, плюется огнем и бросается гранатами. Металлическое мясо буквально прет из экрана (особенно если смотреть «Дорогу ярости» в 3D), рискуя раздавить в лепешку особо впечатлительных зрителей.
Сюжет и диалоги в новом «Безумном Максе» (равно как и во всех трех частях 1979 — 1985 годов с Мелом Гибсоном) — вещь совершенно второстепенная. Здесь безраздельно властвует безумная хореография визуального ряда. «Дорога ярости» — самое уместное название для этого фильма. Потому что главное тут — бесконечная и безжалостная погоня, которую режиссер любовно разворачивает перед зрителем то так, то эдак.
Кажется, реплик у героя Тома Харди здесь не больше, чем было у Мела Гибсона в «Воине дорог» (второй части трилогии). А их у него было 16, две из которых — «Я просто зашел за бензином». С мимикой и того проще — первую часть фильма Харди вынужден носить железный намордник, а, освободившись от него, существует в кадре в основном с суровой и мужественной отрешенностью на лице.
Куда более живой персонаж — Фьюриоза. Терон в «Дороге ярости» отвечает за те крохи идеи и сюжета, которые все-таки есть в фильме. И большая часть слов, произнесенных в паузах между гонками на монструозных автомобилях, а также во время них, принадлежит именно ей.
Впрочем, абсолютно все действующие лица этого беспрецедентного металлического аттракциона вполне могли бы носиться по экрану все два часа, сохраняя полное молчание. Все равно на выходе из зала зритель тут же забыл бы все услышанное. Потому что вместо слов в фильме Миллера — действие. И это тот случай, когда форма — это и есть содержание.