Мало кто из отечественных художников делает ставку на перформанс, 90 % таких проектов — некоммерческие. Алевтина Кахидзе позволяет себе роскошь заниматься любимым делом и, создавая инсталляции, медиаработы, перформансы, тексты и дизайнерские объекты, предлагает зрителю погрузиться во все новые реальности. До 22 июня в Национальном художественном музее Украины представлена работа художницы в рамках выставки трех лауреатов международной премии имени Казимира Малевича. В этот же период работает проект Алевтины «TVStudios / Пространства без дверей» в PinchukArtCentre.
— Какую инсталляцию вы представили в PinchukArtCentre?
— Это рефлексия на проект «Студия твердого телевидения» (1998) художника Василия Цаголова. Этот проект я интерпретирую так: «То, что мы понимаем под реальностью, на самом деле было создано в стенах телевизионной студии». Сегодня это невероятно актуально, и моя инсталляция отражает ситуацию с современными СМИ. По их примеру я создала даже несколько искусственных реальностей, о которых узнают зрители.
— В Национальном художественном музее выставлена еще одна ваша работа — эта та, на которую вы потратили полученную в 2008-м премию Малевича?
— Получив премию в Центре современного искусства Арсенал (Белосток, Польша), я сделала свою инсталляцию — реконструкцию своей мастерской. Предполагалось, что здесь, в Киеве, я представлю ее же, но мне захотелось сделать совершенно другую работу. Решила вообразить, что было бы, если бы сейчас, через шесть лет после получения премии, я не была бы художницей. А стала бы садовником, дизайнером, рекламистом, телесценаристом... Работа в НХМУ представляет собой фантазию на эту тему. В конце концов, получая премию, я не давала обещаний, что буду заниматься искусством. Марсель Дюшан, например, однажды просто отказался заниматься художественной практикой.
— Каков размер премии Малевича?
— В 2008 году — € 13 500. При этом только € 3 000 от Польского института в Киеве я могла потратить, как мне заблагорассудится. А 5 000 грн от Фундации ЦСМ, € 5 000 от Института Адама Мицкевича в Варшаве и € 5 000 от фонда Open Ukraine в Киеве были предназначены для реализаций программы арт-резиденции в ЦСИ «Замок Уяздовский».
— Какие еще институции дают деньги на реализацию некоммерческих проектов?
— Например, фундация «Центр современного искусства» платила мне гонорары. И Гете-институт в Киеве. Причем, заметьте, мне не нужно было отдавать этим двум институциям свои работы: я только предоставляла право на публичную их демонстрацию.
— И все же я не вполне представляю, как можно заработать на реализации «комнат», которые вы делаете.
— Конечно, редко удается реализовать некоммерческий проект и получить за это деньги. Но, в принципе, в Европе художники чаще всего зарабатывают на проектах, которые не имеют никакого отношения к арт-практике. Я, например, в среднем раз в сезон делаю иллюстрации к книгам. Для харьковского издательства «Крона» недавно сделала обложку к книге «В поисках гендерного воспитания». Еще я преподаю в Школе визуальных коммуникаций. И кроме всего прочего, имею коммерческую линию: оформляю коробки с крышками, шикарно изготовленные здесь, в Украине.
— А графику свою продаете?
— Да, например серию «Чтобы быстрее убиралось». У меня дом площадью 225 кв. м, и я сама его убираю. Мне скучно долго этим заниматься, и я решила убирать и рисовать, тогда не скучно. Убрала пару комнат — все это нарисовала. И так пока все не уберу. Недавно представила аудитории пять рисунков по концептуальной цене (я же концептуальная художница) 350 грн (столько бы взяли бы за уборку моего дома в Музычах) — и все работы купили. Еще недавно достала свои рисунки — очень старые, со времен Академии, 1996‑1998 годов (художница закончила Национальную академию изобразительного искусства в Киеве. — «Капитал»). И вот к этим рисункам, сделанным в классической манере, я добавила комментарии. К примеру, у меня есть рисунок обнаженной натурщицы, которая надевает чулок, а к нему комментарий такой: «Это была не моя идея нарисовать женщину, надевающую чулок. А моего преподавателя. Он усадил ее вот так. А я это написала. Оценку тоже он поставил».
— Цена на все это — тоже концептуальная?
— А как же. Мой друг из Сингапура, когда увидел рисунки из Академии, прибежал с € 500, чтобы их купить. Ему я, конечно, подарила, а остальные работы решила продавать по € 500. Мне таких денег на пару месяцев бы хватало.
— То есть вы своему мужу недорого обходитесь, а иногда даже самоокупаетесь.
— Вообще, мой муж (бизнесмен Владимир Бабюк. — «Капитал») должен знать, что обуви и одежды у него больше. Он никогда не замечал, а я ему на это указала. Часто отказываюсь от многих его подарков, потому что знаю, сколько я зарабатываю.
— Это правда, что вы за всю жизнь 3,5 года провели на арт-резиденциях?
— Да. Резиденция в Академии Яна ван Эйка (Маастрихт, Нидерланды) заняла 2 года. В 2009‑м я была участницей резидентской программы Open House Iaspis (Стокгольм, Швеция) — еще полгода… Муж замучился со всеми этими отъездами, говорит: «Будь дома». А я: «Мне нужно общаться с людьми. Что я буду сидеть тут, в Украине?» И мы придумали: если не я буду ездить в резиденции, тогда пусть к нам приезжают люди из других стран. По моему глубокому убеждению, опыт передается только посредством живого общения. И вот с 2009 года у нас в Музычах побывали уже 17 художников: по два, по три в год.
— Зачем резиденции в Музычах нужны лично вам?
— Мне как художнице это помогает поддерживать форму — иметь верное представление о мире, которое не составить по газетам и интернет-сети. Только посредством живого общения. Это нужно и ребятам, которые к нам приезжают: расширить кругозор, разнообразить контекст, в котором работают. Кстати, мы уже выбрали резидента на август 2014-го. Это будет художница из Чехии Барбора Клеинхамплова (Barbora Kleinhamplová). Она написала нам: хочу узнать, как живут украинские олигархи. Ну, посмотрим, чем сможем помочь. Вообще, наша задача — дать резиденту возможность максимально быстро погрузиться в контекст, а также попробовать удовлетворить самые неожиданные его запросы.
— Дорого вам обходятся резиденции в Музычах?
— Например, бюджет двухнедельного пребывания куратора Нини Палавандишвили в резиденции составил 16 000 грн, включая перелет, гонорар, организацию публичных мероприятий с ее участием, вечеринки и административные расходы программы. Для этого случая мы решили воспользоваться «Спільнокоштом» платформы BigIdea, который предполагает коллективный сбор средств. Питанием обеспечивают себя сами резиденты, а мы угощаем кофе, устраиваем вечеринки. Кстати, вечеринки нужны не столько для развлечения, сколько чтобы познакомить художника / куратора со всеми интересующими его людьми. Иногда устраиваем показы работ: в последний раз на демонстрацию видео Аниты Мюллер приехало полсотни человек! Пришлось арендовать «Газель». Кстати, мой муж меценатами нас никогда не считал: по его мнению, мы делаем недостаточно для искусства.
— Как в вас уживаются художник и менеджер?
— Может, сказывается первое образование? Я инженер. А инженеры должны уметь организовать процесс производства. Но в принципе, я стараюсь не заниматься одновременно и искусством, и менеджментом: собственные проекты во время резиденций практически не реализую. Я могу быть психопаткой, когда делаю свои работы, — зачем это людям, которые приехали? Или вот сейчас на время интервью я отключила телефон. А если человек заблудился или его остановил милиционер? То есть я не могу отключать телефон, если у нас работает программа резиденции.
— Насколько вам как художнику удается оставаться вне политики?
— Мне кажется, любое искусство, если это не маньеризм (стиль живописи, в котором изящная форма довлеет над небогатым содержанием. — «Капитал»), всегда так или иначе имеет отношение к политике.
— И все же ваши политические высказывания достаточно мягкие. Нарочно сглаживаете углы?
— Я почти никогда не действую в лоб, не только в искусстве. Вот, например, пришел к нам сосед и говорит: «Мы такой дом построили, там много стен пустых. Подари нам картину». Можно, конечно, в этой ситуации сказать «нет, я только продаю» или «нет, мои работы не являются объектами, которые можно продать». Я же отвечаю: «М-м, конечно! Сходи на пять ближайших моих выставок, скажи, какая работа тебе понравилась — и я ее подарю». И что он увидит? Инсталляции, перформансы.
— То есть вы себя позиционируете именно как перформер.
— Да. Вот, скажем, на нынешней выставке в PinchukArtCenter перформансом является чтение новостей о том, что «люди перестали есть помидоры и клубнику». На самом деле, это я не ем помидоры и клубнику: ну аллергия на них. Но ведь людям так не ответишь — начнутся ахи-охи. Поэтому я говорю: «Не ем овощи и фрукты красного цвета, потому что они ассоциируется у меня с коммунизмом».
— Многие художники бойкотируют нынешнюю биеннале современного искусства Manifesta. Почему же туда едете вы?
— Бойкотируют, поскольку Manifesta проходит в России, в Санкт-Петербурге, и для ее организации и проведения привлекаются российские деньги: насколько я знаю, около 160 000 млн рублей. И в этом, на самом деле, самая большая проблема, потому что, как говорится, кто платит — тот и заказывает музыку. То есть встает вопрос о цензуре, и непонятно, что будет, если художники решат обратиться к современным политическим темам. Поэтому бойкотирующие требовали перенести событие в другую страну или назначить его на другое время — пока не будет остановлена агрессия России против Украины. А я чувствую, что я там, на Manifesta, просто необходима — хотя бы как медиатор. Работа, которую я делаю в рамках этой выставки, будет называться «В Африку гулять».
Досье
Победитель конкурса молодых художников и кураторов Центра современного искусства при НаУКМА 2002, лауреат премии Малевича 2008. Соучредитель онлайн-издания об искусстве kram.in.ua, а также частной арт-резиденции в селе Музычи (Киевская обл.). Участница международных и украинских проектов: Drawing Class For Collectors в рамках 7‑й Берлинской биеннале, Working For Change для марокканского павильона в рамках 54‑й Венецианской биеннале, «Если / Якщо / If» в Музее современного искусства PERMM (Пермь, Россия) и многих других.