«Дайте государству 20 лет покоя, внутреннего и внешнего, и вы не узнаете нынешней Poccии». Эту фразу сказал Петр Столыпин в 1907 г. Лет этих, правда, не дали ни России (в 1914 г. началась Первая мировая), ни самому Столыпину (его застрелили еще раньше — в 1911 г.).
И тем не менее — кто, скажите, из нынешних политических деятелей заглядывает в будущее пусть не на двадцать лет, а хотя бы на пять?
После развала Советского Союза планирование, да еще долгосрочное, стало в наших широтах чем‑то едва ли не неприличным. Дескать, помним-помним, «пятилетку любой ценой», «перевыполнение планового задания» и т. д. Кроме того, тогда, в начале 1990‑х, все менялось так стремительно (и, как правило, к худшему), что девизом экономически активной части населения стала фраза безвестного бандита, произнесенная со сцены сатириком Михаилом Задорновым: «Где я, а где завтра?».
В то же время, как утверждают биологи, этологи и даже бизнес-гуру, одно из отличий человека от животного — умение предвидеть последствия своих поступков и действовать в соответствии с этим. Ведь чтобы собрать урожай через восемь месяцев, нужно распахать и засеять сегодня.
При выращивании сада или виноградника (а также при классическом «построить дом и вырастить сына») период планирования еще длиннее — годы.
А уж если речь о масштабных программах, вроде индустриализации, изменения структуры экономики страны, модернизации системы образования и т. п., то горизонты планирования должны измеряться уже десятилетиями.
Так сегодня не планирует почти никто — ни у нас (по вышеназванным причинам), ни на Западе.
В тамошней политике действует простой принцип: во время первого срока президент делает все для того, чтобы остаться на второй, а во время второго — все, чтобы вернуть деньги, потраченные на две предвыборные кампании. Так что думать о далеких перспективах вроде и некогда.
На более низких уровнях государственного управления все то же самое, только сроки короче. Ну какой премьер, какой отраслевой министр просидит в кресле хотя бы пять лет? Обычно год-два, из которых первые шесть-восемь месяцев приходится входить в курс дела да разгребать то, что наворотил предшественник.
В бизнесе все еще грустнее. Там классический «квант времени» равен году. Ибо ежегодно проводятся собрания, на которых менеджмент отчитывается перед акционерами. У наемного топ-менеджера стоит задача понравиться как акционерам, так и многочисленным финансовым аналитикам: продемонстрировать рост стоимости акций за прошедший период, увеличение доходов, уменьшение расходов и т. д. Не удастся понравиться — уволят, пусть и с выходным пособием. Редко какой генеральный директор решится проводить масштабные программы, в ходе которых, например, прибыль будет падать лет пять-семь, даже если считает, что это стратегически правильно.
Поэтому, наверное, частные компании (то есть принадлежащие одному-двум-трем владельцам) обычно развиваются быстрее и стабильнее, чем АО с многомиллионной армией владельцев. Хозяин такой компании — вроде императора, может планировать вперед лет на десять-двадцать, а то и на пятьдесят. Ведь ежели он не доживет, то наследники дело продолжат.
У монголо-татар был по этому поводу в ходу весьма специфический термин — «люди длинной воли» (их же потом назвал пассионариями Лев Гумилев). Между прочим, самый богатый человек Украины — Ринат Ахметов — руководствуется, судя по всему, именно таким принципом. СКМ на 100 % принадлежит ему.
Китайцы говорят: если не знаешь, куда плывешь, любой ветер — попутный. Они как раз в планировании собаку съели — в том смысле, что неоднократно проводили в жизнь масштабнейшие программы на десятилетия (не всегда удачные, но это отдельный разговор). Вот и сейчас воплощают то, что начал еще Дэн Сяопин в конце 1980‑х.
Украина уже 20 лет плывет с помощью «любого попутного ветра», который, в полном соответствии с Библией, возвращается на круги своя. Напоследок слова гуру тайм-менеджмента Глеба Архангельского: «План — это не то, что надо выполнить кровь из носу. План — это то, на что смотрят в первую очередь, когда обстоятельства меняются».