Художников-реставраторов живописи Академия искусства и архитектуры выпускала еще в советские времена. А вот реставрацией предметов декоративно-прикладного искусства занимался кто угодно: от археологов и искусствоведов до мастеров по ремонту. Анастасия Иваненко — один из первых дипломированных специалистов, занимающихся реставрацией предметов декоративно-прикладного искусства, а именно — произведений из металла. С 2000 года она работает в научно-исследовательском отделе реставрации Музея исторических драгоценностей Украины и уже шесть лет его возглавляет. Так что коллекционеры предметов декоративно-прикладного искусства не только знают Анастасию в лицо, но и считаются с ее мнением как эксперта.
— Как вы определяете аутентичность произведения искусства? Возможно ли это сделать на глаз?
— Определить аутентичность произведения искусства на глаз нельзя. Хотя бы потому, что выглядеть оно может как серебряное, а при химическом анализе вдруг оказывается, что сделано, например, из стали. Экспертное заключение — это выводы, сделанные на основе всей доступной информации о предмете. Так что необходимы исследования: проводят сравнительный исторический анализ, собирают информацию о месте находки вещи, под микроскопом изучают авторскую поверхность, а также состав металла и продукты его естественного старения.
— Насколько точно можно определить возраст изделия из металла?
— При атрибуции археологических вещей (то есть установлении автора, времени, места создания) мы основываемся на выводах проведенных исследований. Любой металл со временем корродирует, причем строго определенным образом. Так что его приблизительный возраст можно определить по продуктам коррозии и слоям их залегания.
— Как часто вам на экспертизу приносят подделки?
— Скорее, не на экспертизу, а на консультацию. В последние лет шесть мы видели много подделок и постарались по возможности оградить коллекционеров от ненужных приобретений.
— Какие технологии применяют при изготовления подделок?
— Один из методов — вещи искусственно состаривают. Предмет, который лежит в земле в течение сотен, а то и тысяч лет, подвергается воздействию агрессивной среды: в результате металл корродирует. Поддельщики, пытаясь достичь примерно того же эффекта, закапывают предмет в землю, поливают его кислотами, замораживают-размораживают. Но происходит это гораздо быстрее, чем в естественных условиях.
— Насколько такой метод подделки может обмануть эксперта?
— Вещь может выглядеть как очень старая. И все же опытному эксперту достаточно без всяких анализов, при помощи микроскопа определить по продуктам коррозии, естественное было старение металла или искусственное. Правда, если опираться только на результаты этого анализа, все равно можно ошибиться. Поэтому наряду с анализом продуктов коррозии применяют другие методы атрибуции. Например, смотрят на износ изделия. Носили, скажем, серьги полторы тысячи лет назад или их недавно сделали, застарили — и отнесли коллекционеру?
— А если фальсификатор сымитировал и следы износа?
— Есть и другие составляющие атрибуции: художественный и сравнительно-исторический анализ. Эксперт смотрит, есть ли у произведения аналоги в музеях. Лучше, чтобы были, иначе сразу возникают вопросы. Скажем, наша золотая скифская пектораль из кургана Толстая Могила не имеет аналогов. Зато имеются артефакты, сделанные тем же мастером: его почерк сразу виден. Важно определить, каким инструментом пользовался мастер, какие технические возможности у него были: современные или те, что существовали в древности? Металл всегда сохраняет на себе следы производства. Они видны в микроскоп (можно также провести рентген, металлографическое исследование) и часто являются основополагающим аргументом при распознавании подделки.
— Можно ли с учетом всех этих факторов со стопроцентной точностью произвести атрибуцию изделия?
— Точная атрибуция предмета возможна, только если специалистами точно зафиксировано место его находки. В остальных случаях ни один эксперт не имеет права писать «это вещь такого‑то века, такого‑то периода»: всегда должно быть уточнение «предположительно».
— Право на проведение раскопок есть только у государственных институций: они хранят их результаты в своих фондах или передают в государственные же музеи. Откуда тогда на рынке берутся археологические находки?
— Еще с XIX века существует «черная археология». В открытую ею никто никогда не занимается, все происходит очень быстро и неправильно. Поэтому, кстати, если «черные археологи» что‑то и накапывают, то лишь единичные вещи. А бóльшую историческую и материальную ценность все же имеют комплексы.
— А бывает, что комплексами изготавливают подделки?
— Если заказывают подделку, то в подавляющем большинстве случаев тоже нечто мелкое — и расходные материалы дорогие, и работа мастера сложная. На производство подделки нужны время и деньги. Поэтому всегда делают какие‑то единичные предметы. Однако с моей точки зрения, ценность одной вещи, неизвестно где найденной, даже если она из чистейшего золота, невелика: за ней нет исторической информации. В отличие, например, от того, что хранится у нас в музее: все это официально найдено, описано и действительно не имеет цены.
Точная атрибуция предмета возможна, только если специалистами точно зафиксировано место его находки. В остальных случаях ни один эксперт не имеет права писать «это вещь такого‑то века, такого‑то периода»: всегда должно быть уточнение «предположительно»
— Если по законодательству все предметы, найденные в земле, принадлежат исключительно государству, как в Украине появились «легализированные коллекции» археологических предметов?
— Это вопрос к тем, кто принимал решение о легализации коллекций. Мне это комментировать сложно. «Легализированную» коллекцию семьи Платоновых сейчас выставляют в Лавре: там и китайский фарфор династии Мин, и сарматское, скифское, древнерусское золото — все очень похоже на то, что выставлено у нас в музее. Обо всем этом уже пишут, возят по выставкам. Между тем, с моей точки зрения, там процентов 80 подделок. Вообще, иметь дело с таким коллекционированием мне лично не совсем приятно: постоянно подделки, фальшивые заключения, липовые легализации…
— Какова цель всех этих махинаций?
— Возможно, в какой‑то степени — пиар. Плюс якобы выгодное вложение денег. Некоторым кажется, что если они собрали коллекцию, некачественно атрибутировали и назначили ей цену в миллионы долларов (а ее еще и страхуют!), они становятся обладателями бесценного сокровища. Хотя кто коллекцию оценивал? Кто проводил экспертизу? Атрибуцию действительно проводили или просто за деньги написали бумажку? А ведь потом издается каталог, в котором публикуют результаты этих липовых заключений. А у нас в стране считается, что если что‑то написано в каталоге, значит, так оно и есть.
— Как должен поступать правильный коллекционер?
— Перед тем как покупать вещь для своей коллекции, ее несут к квалифицированному специалисту, способному качественно провести атрибуцию. Составляют официальное заключение: честное, а не как у нас обычно бывает. Если речь идет об исторической драгоценности, нужно обращаться в Исторический музей (Музей исторических драгоценностей является его филиалом) — это учреждение, где с подобными вещами работают, их изучают. Преимущество музея в том, что у нас работают не только реставраторы, но и хранители — историки с опытом. И самое главное: здесь хранятся подлинные вещи, и мы можем провести полноценный сравнительный анализ. Так что наш коллектив может делать очень четкие экспертизы.
— Вы, в первую очередь, — опытный художник-реставратор. Какой именно реставрацией занимаетесь?
— Я работаю в государственной структуре и занимаюсь научной реставрацией, соблюдая Венецианскую конвенцию. Моя задача — сохранить произведение искусства, предотвратить его разрушение. Любая реставрация — это вторжение в историческую вещь, и чтобы в дальнейшем не возникло проблем с атрибуцией, каждое свое действие мы фиксируем в операционном паспорте: фотографируем, записываем, описываем. Это очень важный документ — с печатями, подписями, утвержденный реставрационным советом. Никто не решает единолично, что делать с произведением: программу реставрации определяет консилиум. Для научной реставрации используют обратимые материалы, которые можно впоследствии убрать, отсоединить: например, растворимый клей.
— А если у металлической чаши отвалилась ручка? Ее можно припаять, чтоб держалась?
— В кругах реставраторов бытует понятие «коммерческая реставрация». Те, кто ею занимается, как раз и предложат вам припаять. Отремонтируют, из старой вещи сделают «красивую, как новую». Возможно, после всего этого вещь станет более функциональной и приятной на вид, но историческую ценность при этом потеряет: вы туда внедряетесь, что‑то переделываете. И это уже вопрос профессиональной этики. Настоящие реставраторы ничего подобного не делают: мы приклеим ручку растворимым клеем, и за нее эту чашу вы уже не возьмете. Да, она будет нефункциональной, зато сохранит всю свою историю. Зачастую такой подход коллекционеры не приемлют. И, обратившись к какому‑нибудь «умельцу», могут испортить вещь, представляющую историческую ценность.
— Если золото и серебро инертны, почему тогда старые изделия из них нуждаются в реставрации?
— Металл, который используют для изготовления ювелирных изделий, имеет пробу: то есть в его составе есть примеси, которые как раз и подвержены коррозии. Если вещь сделана из нескольких деталей, их припаивают, и припой — это тоже металл более низкой пробы, который разрушается быстрее, чем основа. Ярким примером являются изделия, выполненные в технике зерни и скани: металл может быть совершенно чистым и не подверженным коррозии, однако паяется на основу, которая имеет ниже пробу и более подвержена разрушению (коррозии).
— Как коллекционеру распознать квалифицированного реставратора?
— Так же, как и представителей всех остальных профессий: важны репутация, стаж и опыт работы. Поскольку мы живем в XXI веке, считаю, важным фактором является еще и образование. Реставратор — это и ученый, и мастер в одном лице: такое сращение дает возможность и правильно провести реставрацию, и сделать квалифицированное экспертное заключение. Ведь невозможно атрибутировать
вещь, не зная, как (а следовательно, когда) она была сделана.
Досье
Анастасия Иваненко работает художником-реставратором уже более 20 лет: с 1993 года — в реставрационной мастерской Национального музея истории Украины, с 2000 года — в Музее исторических драгоценностей Украины. Имеет вторую квалификационную категорию художника-реставратора произведений из металла. Провела реставрацию и консервацию более 500 культурных ценностей, в том числе экспонатов для десятка международных выставок, состоявшихся в Италии, Германии, Австрии, Японии.