Британия проголосовала, но выбора не сделала

По формальным показателям, победителем парламентским выборам является Консервативная партия, получившая относительное большинство мест в британском парламенте — 318 из 650. Однако, консерваторы потеряли 13 мандатов и большинство в Палате Общин. Это — несомненное поражение премьера Терезы Мэй, которая, назначая досрочные выборы, рассчитывала увеличить представительство консерваторов в парламенте и укрепить внутренний фронт поддержки ее позиции «жесткого» варианта Brexit на переговорах с ЕС.

Интересно, что в голосах избирателей консерваторы серьезно прибавили: +5,5%, однако лейбористы нарастили свой электорат еще сильнее: +9,5%. Можно отметить, что та часть британской политической элиты, которая ориентируется на Консервативную партию, второй раз за три года допускает серьезный просчет в оценке общественных настроений подданных королевы. В 2015 году на волне успеха на парламентских выборах, премьер Дэвид Кэмерон решил усилить свои переговорные позиции в ЕС, проведя референдум по Brexit, который закончился для него политической катастрофой.

Для Терезы Мэй неудача не столь глобальна, однако, ей, несомненно, придется теперь ориентироваться на более «мягкий» вариант Brexit, чем тот, который предполагала предвыборная программа консерваторов.

Лейбористы, выступающие за «мягкий» Brexit, существенно усилили свои позиции, получив дополнительно 30 мест в парламенте. Это — несомненный успех нового лидера партии Джереми Корбина, который открыто придерживается марксистских («лево-социалистических») взглядов и выступает за отказ партии от «нового лейборизма» («социал-либерализма»). Интересно, что часть партийного истеблишмента рассчитывала на ухудшение результата лейбористов, готовясь поставить вопрос об отставке Корбина с поста председателя партии.

С точки зрения политической системы, несмотря на то, что ни одна из партий не взяла абсолютного большинства мест в парламенте, в Британии вполне отчетливо наблюдается восстановление двухпартийной системы: консерваторы с лейбористами взяли на двоих 82% голосов британцев (67% — в 2015 году и 65% — в 2010-м). Т.е. мандаты двух крупнейших партий (89% парламентских мест в 2017 году и по 87% — в 2015-м и 2010-м) стали намного более «весомыми» с точки зрения отражения волеизъявления британских избирателей.

Партия консерваторов получила львиную долю «электорального наследства» Партии независимости Соединенного Королевства, однако, потеряла — в пользу лейбористов — часть колеблющего электората, для которого оказался неприемлемым «жесткий» вариант Brexit, за который выступали консерваторы.

С Партией независимости Соединенного Королевства произошла весьма типичная история: она не пережила реализации цели своего существования — выхода Британии из Евросоюза. Процент проголосовавших за нее британцев упал почти в 7 раз (с 12.4% до 1.8%). Строго говоря, «подкосил» партию харизматичного Найджела Фараджа не столько сам Brexit — в смысле итогов прошлогоднего референдума, — сколько непросто давшееся британским элитам решение исполнять волеизъявление британцев.

И, de facto, внеочередные парламентские выборы стали своеобразным плебисцитом по поводу того, по какой модели должен быть осуществлен Brexit — «мягкой» или «жесткой»; вопрос о выходе из Евросоюза уже не стоял.

Серьезно (хотя и не столь драматично, как у партии независимости) пошатнулись позиции Шотландской национальной партии, которая выступает за независимость Шотландии в составе Евросоюза. Если два года назад ШНП набрала в Шотландии половину голосов, что принесло ей в британском парламенте 56 «шотландских» мандатов из 59, то теперь за националистов проголосовало чуть более трети избирателей этой британской провинции, «конвертированных» в условиях мажоритарной системы в 35 мандатов.

Несмотря на то, что ШНП продолжает сохранять позиции главной политической силы Шотландии, заметное падение популярности ставит под сомнение ее способность добиться от Лондона нового референдума о независимости и довести его до положительного результата.

Продолжила негативный тренд потери сторонников Партия либеральных демократов (с 7,9% до 7,4%), однако мандатов она получила больше — 12 против 8. Прирост произошел за счет Шотландии — «проседание» ШНП позволило либеральным демократам «отбить» несколько мажоритарных округов, потерянных на катастрофических для партии парламентских выборах 2015 года (в 3 раза меньше голосов и в 7 — мандатов, нежели в 2010-м).

В Северной Ирландии окончательно сформировалась собственная двухпартийная система: 10 мандатов (+2 по сравнению с выборами 2015 года) взяла Демократическая юнионистская партия, ориентирующаяся на протестантов, проживающих преимущественно на востоке Ольстера и 7 (+ 3) — «Шинн Фейн», выражающая интересы католиков, компактно проживающих на западе региона (в Белфасте обе партии взяли по одному мандату). В сумме два ольстерских политических антагониста получили 17 из 18 мест, отведенных для Северной Ирландии в Палате общин Великобритании; еще один мандат взял независимый кандидат.

Именно Демократическая юнионистская партия стала партнером консерваторов в создании парламентского большинства; тот факт, что ДЮП является сторонником «мягкого» Brexit лишний раз свидетельствует в пользу того, что новый Кабинет Терезы Мэй не будет идти на полный разрыв с Евросоюзом.