Что объединяет, и что разъединяет украинцев. Ирина Бекешкина о пост-майданной Украине

Спустя четыре года после победы Майдана общество все еще спорит о ценностях, о восприятии прошлого и видении будущего, о национальном самоопределении и государственном курсе.

Фонд «Демократические инициативы» — один из тех, кто годами изучает мнение общества, в том числе и по таким сложным дня него вопросам как языковой или отношение к евроатлантической интеграции. Ирина Бекешкина возглавляет фонд с 2010 года. Мы собрали ее мнения относительно того, как на Украину повлияли Майдан и война, насколько украинизировались регионы и в каких вопросах их ответы различаются и по сей день.

О самоопределении

В пост-майданной Украине выросла общенациональная идентификация, люди в первую очередь считают себя гражданами Украины.

Мы видим, что выросла идентификация с гражданством Украины. Вопрос ставился так: «Кем вы считаете себя в первую очередь?» В первую очередь — гражданином Украины, или в первую очередь — жителем своего города, своего села, своего региона. И мы видим, что уменьшилась региональная идентификация, а выросла идентификация общенациональная.

По результатам ежегодного мониторинга Института социологии НАН Украины «Украинское общество: мониторинг социальных изменений»

О будущем Украины

Одним из вопросов мониторинга Института социологии было: «Что вы чувствуете, когда думаете о будущем Украины?»

Это ощущение просто взлетело после Оранжевой революции в 2005 году, а затем постепенно таяло, особенно резко падая после 2010 года и достигнув минимума в 2013. Казалось бы, в обществе стабильность, страна выходит из экономического кризиса 2008-2009 годов, а надежда на будущее страны падает.

И оптимизм резко падает. Помню то чувство безнадежности и бесперспективности.

И вот следующий, 2014: идет война, беженцы, гибнут люди, вообще не понятно, что будет дальше. А надежда у людей резко возрастает. И даже оптимизм! Тревога тоже выросла, что понятно, но медленно после 2014 года все же уменьшается.

По результатам ежегодного мониторинга Института социологии НАН Украины «Украинское общество: мониторинг социальных изменений»

Интересные данные по регионам. Надежда преобладает повсюду. Оптимизма явно больше на Западе, а меньше всего — на Донбассе. Однако и страха на Донбассе вдвое меньше, чем на Востоке и в Центре!

О «языковом вопросе»

Радикально изменилось отношение к русскому языку. В течение длительного времени, как показывает мониторинг Института социологии, в обществе преобладала поддержка предоставления официального статуса русскому языку: в 1996 году 50% были «за», и только 25% — «против».

Затем из года в год поддержка медленно уменьшалась, а негативное отношение росло, достигнув равновесия в 2012 году. А еще позже, по понятным причинам, поддержка предоставления русскому языку официального статуса резко упала, а противодействие резко возросло. Последние опросы показывают уже соотношение 50:30, но с обратным знаком.

По данным мониторинга Института социологии НАН Украины «Украинское общество: мониторинг социальных изменений»

Но! Отношение к статусу русского языка все еще делит регионы.

Об интеграции: с Европой или с Россией?

В свое время я очень любила использовать в презентациях по внешнеполитической ориентации украинцев такую картинку: украинец висит над пропастью и держится, одной рукой за европейский берег, другой рукой — за российского орла. Сейчас он еще там, в пропасти, но обеими руками держится за европейский берег, и выбраться из пропасти он может только туда.

Ранее в опросах возникала интересная коллизия: когда мы спрашивали, надо ли Украине интегрироваться в Европейский Союз, большинство отвечало, что надо. А в Таможенный? Тоже надо. А вот если вопрос ставился альтернативно, то и начиналось разделение, причем региональное.

После трагических событий — аннексии Россией Крыма и российской агрессии восточный вектор внешнеполитических ориентаций резко упал, хотя далеко не все из тех, кто раньше поддерживал ориентацию на союз с Россией, стали сторонниками евроинтеграции. В большинстве они сейчас перешли в категорию или «трудно сказать», или «никуда нам не надо присоединяться».

По данным мониторинга Института социологии НАН Украины «Украинское общество: мониторинг социальных изменений»

Сейчас мы видим, что почти единственным регионом, где скорее преобладает негативное отношение к вступлению Украины в Европейский Союз, остается Донбасс.

Но 42% — это относительное, а не абсолютное большинство. Иногда мотивация невосприятия европейской интеграции достаточно неожиданная.

Мы сейчас много работаем на Донбассе, и на одной фокус-группе услышали следующее: «Ну, мы не против европейской интеграции, но нынешняя власть ничего хорошего не сделает, и если она за европейскую интеграцию, то мы еще подумаем, нужно ли нам быть «за».

Об интеграции: НАТО

Наиболее радикальные изменения произошли в отношении к НАТО. Потому что все это время, до агрессии России, украинцы были убеждены, что НАТО нам не надо, нам надо нейтральный статус.

И, видим, что резкие изменения произошли после 2013 года, когда буквально в разы выросла поддержка членства Украины в НАТО.

Но НАТО, в отличие от Европейского Союза, все еще делит страну: абсолютная поддержка на Западе, подавляющее поддержка в центре, подавляющее неподдержка на Юге, Востоке, и на Донбассе.

Раньше мы не могли и мечтать, чтобы на Востоке и на Юге 30% поддерживали членство НАТО. И даже если посмотреть на Донбасс ... В 2013 году членство Украины в НАТО поддерживали 0.3% — нашелся кто-то один на 283 опрошенных в Донецкой и Луганской областях, а 94% были против. Сейчас мы видим 19% «за» — очень большой рост, и 50% «против», остальные отвечают, что им трудно сказать.

О доверии к власти

Сейчас еще один фактор, который нас объединяет — это разочарование во власти.

В мониторинге Института социологии стабильно ставится вопрос: «видите ли вы среди существующих в Украине политических партий и движений такие, которым можно доверить власть?»

Кому «можно доверить», всегда было слабовато выражено, лучший период — 30% приходится на период «оранжевых», а затем вновь все резко пошло на убыль.

А сейчас по недоверию к органам власти, я бы сказала, мы бьем печальный рекорд за все годы существования независимой Украины.

Что касается наличия политических лидеров, которые могут эффективно управлять страной. После Оранжевой революции на время поверили, что такие лидеры есть, но потом разочаровались, и это разочарование продолжается и сейчас.

По данным мониторинга Института социологии НАН Украины «Украинское общество: мониторинг социальных изменений»

Что касается доверия к президенту. Здесь закономерность очень простая: после выборов доверяем, через год доверие начинает падать, падать и падать. Следующему президенту сначала доверяем, затем доверие вновь начинает падать, падать и падать.

А вот что касается правительства, то такого разнобоя нет. В большей или меньшей степени, но все-таки не доверяли. Не доверяли, начиная с 1994 года. Если приходили новые правительства, немножко начинали лучше им доверять, но все равно доверия к правительству у нас не было никогда.

Верховная Рада вообще вне конкуренции, что касается уровня недоверия. И это очень печально, потому что Верховную Раду мы выбираем, и Верховная Рада является основным законодательным органом в Украине. Интересно, когда мы спрашивали после выборов, как вы считаете, правильный ли выбор вы сделали, отвечают, «да»; а доверяете ли вы Верховной Раде — «нет». Сразу после выборов. Такая интересная ситуация.

По данным мониторинга Института социологии НАН Украины «Украинское общество: мониторинг социальных изменений»

О финансировании партий

Люди плохо относятся к партиям как таковым, как к социальному институту, еще хуже, чем к правительству и Верховной Раде. При этом это стабильно. Мы спрашивали — почему? Отвечают: потому что партии финансируются финансово-экономическими группами, потому что они отстаивают интересы олигархов, а не людей.

Далее мы спрашиваем: а готовы ли вы финансировать ту политическую партию, о которой вы точно будете знать, что она выражает ваши интересы? 10% готовы.

О доверии к общественным организациям

Сейчас упало доверие к государственным институтам, но достаточно высокое доверие к волонтерам и общественным организациям.

Я бы это назвала «новым патернализмом». Почему это патернализм? Патернализм — когда люди полагаются на то, что кто-то придет и все, что нужно, сделает. Если это не сделает Верховная Рада, не сделает правительство, ну тогда, значит, пусть нам сделают волонтеры и общественные организации.

По данным исследований Фонда «Демократические инициативы» имени Илька Кучерива

О «наследстве» СССР

Я не разделяю точку зрения, что все, что у нас плохо, все от Советского Союза. Советский патернализм кончился в 90-е годы, когда оно все рухнуло, и стало понятно, что надо рассчитывать только на себя.

Патернализм начал расти, когда началась конкурентная политическая борьба, когда начали обещать, обещать, обещать ... Когда спрашиваешь у человека, ну вы же понимаете, что нельзя сделать то, что там он/она обещает, что два бюджета для этого нужны? Говорит, ну да, я понимаю, но что-то же сделает, если так много обещает. Это следствие нашей политики и политиков.

Кстати, не только у нас. К сожалению, патернализм в последнее время и в развитых демократиях начинает интенсивно проявляться.

Общественная активность

За все время, сколько делались замеры, почти не выросло количество тех граждан, которые принадлежат к общественным или политическим организациям.

По данным исследований Фонда «Демократические инициативы» имени Илька Кучерива

В то же время существенно возросло количество общественных организаций, и после Революции Достоинства такая вспышка гражданской активности — за счет чего?

За счет того, что активные стали еще более активными, стали тратить гораздо своего больше времени на общественную активность, чем раньше. Но проблема привлечения людей к этой активности остается чрезвычайно острой.

Позитив — видим, что после Революции Достоинства существенно выросло количество граждан, которые оказывали благотворительную денежную или материальную помощь людям или общественным организациям. Правда, суммы, которые давали, невелики. Но если посчитать количество людей, которые давали деньги (40% населения!), то получается, что суммы весьма значительны.

О «новых лицах» в политике

После Революции Достоинства существенно возросла потребность в появлении новых политических лидеров. Если в опросе 2013 так считали 47%, то сейчас после революции уже стабильно более 60%. Нужны во всех регионах. Нужны и старому, и малому — не зависит от возраста.

Но новых лидеров почти не видят. Лишь 25% ответили, что видят таких новых политических лидеров.

Чем должны отличаться новые политические лидеры? Среди многочисленных качеств, которые были предложены на выбор, в безусловных лидерах моральные: некоррумпированность, честность, готовность защищать интересы простых людей.

То есть люди соскучились, я бы сказала, по добродетелям.

Здесь есть определенная проблема. А как быть с профессионализмом? Это тоже перечислялось: профессионализм, команда и программа. Но это все, в любом случае, не сравнимо с тем, что хотят видеть хороших, позитивных людей.

Я бы сказала, что это проблема, потому что люди часто недооценивают профессионализм. Вот кому вы доверите, например, делать вам операцию: коррумпированному, но профессиональному хирургу или хорошему душевному человеку, по поводу которого вы не уверены, что он хороший хирург?
Дилеммы «или-или» здесь нет. Если вы «хороший человек», но понимаете, что не очень профессиональный хирург, то вы подберете себе в команду профессиональных хирургов. Поэтому команда очень важна. Но люди настолько устали от непорядочности политиков, что говорят, главное — «чтобы человек бил хороший».

Мы спрашивали, откуда могут появиться новые политические лидеры: из новых политических сил, существующих политических сил, где они не были на первых ролях, из гражданского общества? Причем надежды на гражданское общество возросли за два года под 15 до 28%, из интеллигенции. Не хотели бы видеть из бизнеса, откуда собственно и идут новые политические лидеры.

Об общественных лидерах в политике

Вопрос, нужно ли вообще общественным лидерам идти в политику? Мы спросили, как граждане относятся к тому, что общественные активисты идут в политику. Большинство «за»: 48% считает, что «так может произойти качественное обновление политики», 29% — что «так активисты могут оказывать влияние на ситуацию в стране».

Этот вопрос сейчас активно обсуждается в среде общественных активистов, и я понимаю тех людей, кто относятся к этому с предубеждением: слишком там грязно.

Однако один популярный аргумент меня поражает: говорят, что огурцы, когда попадают в рассол, все становятся солеными. А я на это говорю: «А почему вы думаете, что люди — это огурцы»?

Что касается моей точки зрения, я считаю, что невозможно обновление политики без новых людей.

О женщинах в политике

Я против искусственных квот. С другой стороны, если посмотреть на женщин-депутатов, которые прорвались в Верховную Раду, то очевидно, если сравнить среднее качество мужчины-депутата и среднее качество женщины-депутата, то женщины-депутаты более активные, продуктивные и дисциплинированные. И это понятно, потому что женщине надо быть на три головы выше, чтобы выиграть конкуренцию с мужчинами.

Хочу подчеркнуть, что в общественном мнении у нас нет опасений в отношении женщин в политике на руководящих должностях. То есть если видят достойную женщину, то за нее голосуют.

Поэтому если у нас будет новый закон об открытых списках, то я думаю, что и у женщин будет появляться больше шансов. Часто они очень харизматичные, эмоциональные. И женщины за них будут голосовать больше.

Текст подготовлен на основе материалов лекции Ирины Бекешкиной в рамках проекта «Новые лидеры»

Источник