Оксана Мась — об источнике финансирования своих проектов, договорных продажах на аукционах и необходимости арт-менеджеров

Фото: предоставлено художницей

К отечественной художнице Оксане Мась и ее творчеству можно относиться по‑разному: одни считают ее работы конъюнктурой, другие восхищаются. Она выставляется на мировых арт-ярмарках, ее произведения продают на Christie’s и Sotheby’s. Проект «Алтарь наций», представляющий украинский павильон, и «Квантовая молитва» были выставлены соответственно на 54‑й и 55‑й Венецианской биеннале. В 2011 году мозаичное панно Оксаны «Взгляд в вечность» из 15 тыс. расписанных вручную пасхальных яиц установлено в музее «София Киевская». На реализацию некоторых проектов автора уходят миллионы. Как все это удается Оксане Мась, «Капитал» решил спросить у самой художницы.

— Оксана, объясните, как формируются цены на современное искусство?
— Во-первых, важно качество работ — идея, исполнение. Во-вторых, художник должен быть индивидуальностью: найти язык, который позволит воплотить идею наилучшим образом. Очень важно, чтобы автор был интересен мировому сообществу, тогда его произведения будут расти в цене, в отличие от тех, что представляют только местный, этнический рынок. А чтобы попасть в контекст, для художника имеет огромное значение сотрудничество с галереями, которые представляли бы его на международном уровне — на арт-фестивалях Art Bazel, FIAC, Frieze, Аrmory Show, ArtDubai ARCO. После каждого участия в арт-ярмарках топ-уровня цена на работы повышается на 10‑15 %. И конечно же, очень важны продажи на мировых аукционах.

— Что скажете о ситуации, когда цену на искусство мотивируют только результатами продаж на аукционах?
— Писать, что цены на автора выросли после продажи на аукционе, — смешно. В отрыве от всех остальных факторов это ничего не значит. Конечно же, хорошо, если аукционный дом выбирает твои работы. Однако это не последняя инстанция, а всего лишь один из инструментов продвижения художника. И ни для кого не секрет, как у нас заходят на аукционы. Приезжает аукционист и говорит: «Вы ж понимаете, что должны зайти на аукцион со своим клиентом? Вам же нужны продажи, рейтинги?» Меня такая постановка вопроса обижает и унижает. Аукцион должен заниматься поиском клиентов сам и отвечать за качество искусства, которое он выбирает, иначе он просто не выполняет свою работу.

— Почему в прошлом году на торгах восточноевропейского искусства Sotheby’s не была продана ваша работа?
— Из-за технических моментов: мое «Колесо» приехало за три дня до торгов и даже не было выставлено на предаукционной выставке. В нашей арт-среде тут же начались пересуды. А сотрудники Sotheby’s мне говорят: «Да забудь ты про это «Колесо». И вот они на торги Contemporary East, которые состоялись 25 ноября, взяли мою «Черную сферу на красном» — на этот раз за три месяца до проведения аукциона. Работа побывала на двух предаукционных выставках (картина ушла за $ 23,5 тыс. — «Капитал»).

— На ваш взгляд, на ком в первую очередь лежит ответственность за договорные продажи на аукционах?
— Это вопрос не к художникам. И даже не к дилерам. Вопрос к коллекционерам. Это они должны быть настолько грамотными, чтобы разбираться в арт-рынке. Если речь идет просто о меценатстве — купите и забудьте. А профессиональным коллекционерам просто так ничего не впаришь. И не расскажешь о «результатах продаж на аукционах».

— Кто финансирует ваши проекты? Ведь некоторые из них очень дорогостоящие.
— У меня есть правило: 70 % от продажи своих произведений, с той части, что получаю, идет на следующие проекты. Мало того, довольно много коллекционеров выстроились в очередь, чтобы помогать в финансировании моих проектов. Иногда мне столько и не нужно, сколько они могут дать. Понятно, что люди это делают не случайно, не из‑за великой любви к искусству. А потому, что в свое время приобрели достаточно много моих произведений и как профессиональные коллекционеры понимают: если я буду дальше развиваться, стоимость их коллекции обязательно вырастет.

— Сколько стоило создание «Алтаря наций», представленного на Венецианской биеннале в 2011 году?
— Это энергоемкий, дорогостоящий, масштабный проект: размер изображения — 25 на 52 метра. На его реализацию потрачено более € 1 млн — с учетом аренды помещений, организационных расходов, материалов, обслуживания проекта в течение полугода, реставрации после транспортировки. Без помощников и меценатов тут было не обойтись. Государство тоже помогло, выделив около 1 млн грн: если не ошибаюсь, средства пошли на оплату аренды.

$23 550 за такую сумму на аукционных торгах Sotheby’s Contemporary East 25 ноября ушла работа Оксаны Мась «Черная сфера на красном»

— Почему украинские художники редко реализуют дорогостоящие, масштабные проекты?
— У нас после развала Советского Союза художнику все стало можно. В то же время никто ничего не может. Мне один говорит: «Вот бы денег, я бы такое сделал». Хорошо, а на какую сумму ты готов раскинуть свои мозги? Можешь сделать проект на 10 млн? Масштабно у нас сейчас никто не мыслит. Поэтому когда говорят: «Нет денег, не покупают, не платят», у меня всегда возникает вопрос: «А на что вы их вообще тратите?» Все оделись, купили себе по машине. А потратиться на образование? Вы меняетесь внешне, но не внутренне. Путешествуйте, читайте книги, смотрите фильмы, следите за новыми течениями в искусстве, будьте в курсе политических событий. Общайтесь с мировыми авторитетами в области арта, которые смогут дать хороший пинок под зад и придать нужное ускорение. Это к извечному вопросу «Когда начнет развиваться отечественное искусство?» Когда наши художники начнут заниматься саморазвитием.

— Что вы имеете в виду, когда говорите, что «художники мешают развитию искусства»?
— Когда автор достигает определенного положения, в нем часто поселяется глубокий страх: а если я буду делать что‑то другое, вдруг не купят, не понравится? И до конца своих дней продолжает рисовать одно и то же. Причем это всегда называется красиво: «авторский почерк» и тому подобное. Я же считаю: художник должен реализовывать все мысли, которые приходят ему в голову. Без права отсеивать, что делать, а что нет. В противном случае он тормозит развитие искусства. Артист должен быть как локатор, который улавливает идеи. А что он сделал и кому это нужно, разберутся история и общество. У меня узнаваемых проектов очень много. Однако определенного авторского почерка нет: есть около 30 проектов, и в каждом отдельном случае подбираю язык, который поможет оптимальным образом реализовать идею.

— Вы как‑то сказали, что художники должны дарить картины музеям. Зачем?
— Современное искусство по доходности занимает первое место в мире. По-моему, художники не дарят свои работы музеям из‑за элементарной жадности. В СССР государство закупало у них произведения искусства для музеев, и многие еще застали то время. После развала Союза эти закупки прекратились. Но ведь вы, художники, понимаете, что происходит. Понимаете, какова себестоимость работ (смешная) и почем мы их продаем. Так совершите поступок, подарите музею. Делитесь, а не только гребите под себя: отдавайте по одной картине в год или в два. Вы же их все равно рисуете много, мастерские забиты этими картинами: никто не продает их столько, сколько делает. Пусть в музее оседает культурный слой, чтобы следующее поколение могло писать исследовательские работы, пришли другие студенты и описали наше время. А так что они будут описывать, если всем жалко?

— С другой стороны, всегда ли готовы музеи принимать у художников их работы?
— Разумеется, нельзя брать все с улицы. Но разве работники государственных арт-институций могут прямо сейчас оценить произведения своих современников? Кто знает, может, вы сейчас примете в фонд одну работу, а через 20 лет продадите ее и сделаете ремонт во всем своем музее. В данной ситуации между собой должны договориться Министерство культуры, музеи и художники. Нет же, все стоят в каких‑то непонятных позах. Что касается меня, я подарила свою работу «Софии Киевской». Она достаточно большая: 7 метров, 15 тыс. яиц, высокая по себестоимости. И кинула тогда клич: художники, давайте что‑то подарим своей стране. Но нет: лучше участвовать в каких‑то там рейтингах. И уже не буду говорить, чем друг перед другом мериться. Да, все сейчас участвуют в благотворительных выставках, но все равно для художников это пиар. А вы возьмите и сделайте то, что, возможно, никто никогда не увидит и не узнает.

— А сколько в вашем штате работает PR-менеджеров?
— Некоторым кажется, что если тебя везде много, ты маячишь по всем выставкам, повсеместно даешь интервью и в газете помещают твою фотографию, значит, хорошо работает PR-менеджер. И сразу дорожают картины. Открою небольшой секрет: цена на искусство художника растет тогда, когда его, художника, много в мастерской. И чтобы чаще там находиться, конечно, у меня есть менеджеры. Что ж я, должна заниматься критическими статьями и организационными вопросами? Кстати, сразу внесу ясность: PR-менеджеров у меня нет, есть просто менеджеры.

— Сложно поверить, что вашим пиаром никто не занимается.
— Сегодня я вышла на уровень международных менеджеров — и уже они работают с PR-агентствами в той или иной стране. У нас сейчас намечается выставка в Берлине, и мы сотрудничаем с профессиональным агентством, которое занимается только артом. Мы три месяца вели с ним переговоры. Им нужно убедиться, что ты действительно достойный художник, что о тебе можно написать в изданиях, с которыми агентство сотрудничает. Они изучили всю мою биографию, статьи о моем творчестве, пересмотрели результаты аукционов и только после этого дали добро. То есть если кто‑то думает, что можно просто пойти и заплатить пиарщикам, — это все иллюзии.

ДОСЬЕ

В 1992‑м окончила Одесское государственное художественное училище им. Грекова, в 2003‑м получила степень бакалавра философии в Одесском государственном университете им. Мечникова, в 2014‑м — магистра. В настоящее время пишет диссертацию на тему «Арт социальных сетей». С 1995‑го прошло более 80 персональных выставок Оксаны Мась в Лондоне, Париже, Праге, Братиславе, Цюрихе, Нью-Йорке, Женеве, Киеве, Москве. Приняла участие в 54‑й и 55‑й Венецианских биеннале. Приз независимых критиков на 65‑м кинофестивале в Локарно. Проекты автора были представлены на Fiac, ARCO, Art Bazel, Armory show, Friеze, ArtDubai и других мировых арт-ярмарках. Работы художницы хранятся в музеях Италии, Испании, Швейцарии, Греции, Японии, Китая, Монако, США, России, Украины, Франции.