Минску становится все труднее и с Россией, и с Западом

В своем медленном дрейфе на Запад Александр Лукашенко оказался готов пойти на невиданные уступки — два месяца назад в белорусский парламент впервые за 12 лет прошла оппозиция. Но Запад пока не спешит с ответными пряниками. На уровне риторики Минск похлопали по плечу, сказали: так держать, проблемы остаются, демократизируйтесь дальше. На деле все оказалось скромнее.

Трудности с Запада

США лишь продлили еще на полгода частичное замораживание санкций против девяти белорусских фирм, оставив нетронутыми ограничения против отдельных чиновников. Дипломат из Госдепа Бриджит Бринк, которая привезла в Минск эту новость, не подтвердила недавний оптимизм Александра Лукашенко — в день выборов он обещал скорый возврат послов Белоруссии и США в столицы друг к другу (уже восемь лет посольства работают в усеченном режиме).

Евросоюз свои санкции отменил еще в феврале, а о новых серьезных уступках пока не объявил. Были сигналы из немецкого Бундестага и польского Сейма, что они готовы установить официальные контакты (читай — признать) с белорусским парламентом. Депутаты Европарламента решат этот вопрос в конце ноября.

ЕС запустил с Белоруссией торговый диалог — консультации между отраслевыми ведомствами по снятию торговых барьеров — и обещает начать аналогичные переговоры в сфере энергетики и таможни. Дело полезное, хотя и не обязывающее к результату, речь пока идет лишь о расширении повестки в разговорах с Минском.

А вот Еврокомиссия не порадовала белорусских дипломатов. На днях Федерика Могерини заявила, что ЕС по-прежнему не готов начать переговоры о заключении базового соглашения с Белоруссией. Об этом Минск просит на всех площадках уже полтора года.

То есть прогресс в проведении парламентских выборов в ЕС и США заметили, но не оценили так серьезно, как относился к своей уступке Минск. В западных столицах поняли, что в общем-то Лукашенко некуда деваться. Это от него исходил импульс к новому потеплению отношений, это он разочаровался в экономической и политической надежности России. Значит, ему можно выставить больше условий, чем раньше. И теперь все настойчивее звучат призывы продолжить, а по факту — начать реформу избирательного законодательства и ввести мораторий на смертную казнь.

Этот подход пока работает, белорусские власти не сворачивают с тропы новых встречных жестов Западу. На тормозах спустили два политически чувствительных уголовных дела — анархиста и активиста велосипедного движения Дмитрия Полиенко, которого судили за сопротивление милиции, и резко антикремлевского блогера Эдуарда Пальчиса, которому вменяли разжигание вражды и распространение порнографии. Обоих признали виновными, но не стали давать реальные сроки.

Белорусские силовики по-прежнему не арестовывают участников неразрешенных акций — максимум задерживают на несколько часов «для выяснения личности» и дают штрафы.

В конце октября правительство по указанию Лукашенко и вовсе одобрило Национальный план действий по правам человека. В мире такой документ имеют всего 40 стран. В нем сто шагов по улучшению ситуации с правами человека до 2019 года. Пункты плана сформулированы предельно размыто, давая властям поле для отступления, если потепление с Западом захлебнется. Расчет сделан на силу сигнала: вы нас об этом даже не просили, а мы сами берем и перевыполняем домашнее задание.

Трудности с Востока

На этом фоне сплошным негативом веет с другого фланга белорусской внешней политики — евразийского.

В Кремле Евразийский экономический союз (ЕАЭС) воспринимают через призму геополитики — закрепить сферы влияния, создать альтернативный центр силы на материке. Белорусский же интерес к этому союзу сугубо прагматический.

Во-первых, Белоруссии нужен свободный доступ для своих товаров на российский рынок. Во-вторых, и эта задача стала ключевой, Минск стремится уйти от согласования углеводородных вопросов на двухстороннем уровне. Лукашенко не хотелось и не хочется под конец очередного контракта выбивать новые уступки у доминирующего и все менее сговорчивого партнера. Многосторонняя рамка договоренностей должна была стать защитой от эмоций, сделать постоянным правилом беспошлинные поставки газа по внутрироссийским ценам и нефти.

Не вышло. То ли сознательно для сохранения рычага влияния, то ли из банального безразличия к чаяниям Минска Москва не поддержала эту идею, когда запускала ЕАЭС два года назад. Объединение энергетического рынка назначили на 2025 год.

С тех пор на каждом интеграционном саммите белорусские власти повторяют как мантру: нас не устраивает наличие изъятий по нефти и газу в ЕАЭС, нужно быстрее двигаться к единому рынку. То же самое почти дословно Лукашенко сказал, выступая перед недавно съехавшимися на совещание в Минск премьер-министрами СНГ и ЕАЭС.

Самым актуальным поводом для такой нервозности Минска стал летне-осенний нефтегазовый конфликт с Москвой. Газпром выставил претензии на $300 млн недоплаты за газ — стороны разошлись в трактовке договорной цены. Когда белорусские власти попытались поспорить, им сократили поставки нефти на четвертый квартал.

Лукашенко ответил в своем стиле — повышая ставки. Раз ЕАЭС не работает как ему хочется, России было демонстративно сказано: мы будем отзывать лучших сотрудников из органов союза, чего они там в Москве штаны просиживают.

Но в этот раз Россия не уступила, видимо, раздражение оказалось сильнее, чем обычно. Некоторые источники сообщали, что не в последнюю очередь из-за все более очевидного западного дрейфа Лукашенко. Россельхознадзор начал интенсивно находить некачественные партии белорусского молока. Оно, как известно, всегда портится, когда в отношениях искрит. Мы не знаем о содержании закрытых переговоров, но в итоге урегулировать спор получилось скорее на российских условиях: Минск признает и возвращает задолженность, цена на газ пока остается той же, с 2017 года ее могут снизить, поставки нефти Россия планирует возобновить в полном объеме.

Как и с Западом, в отношениях с Москвой белорусские власти все чаще обнаруживают себя в ситуации, когда их партнер испытывает все меньше желания идти на уступки. Может ли Минск психануть и поставить ребром вопрос своего членства в ЕАЭС? Снова-таки — некуда деваться. Хоть торговая зависимость от России и снижается в абсолютных цифрах вместе с падением экономик двух стран, но по некоторым направлениям, особенно промышленным, альтернативы российскому рынку у Белоруссии нет. Зато есть четкое понимание, чем чреваты такие угрозы во времена, когда Кремль чувствует себя осажденной крепостью.

Эта гнетущая безысходность, когда собственные возможности больше не позволяют получать от соседей то, что нужно, приводит к необычным инициативам Минска. Параллельно с саммитом постсоветских премьеров в белорусской столице при большом внимании государственных СМИ и активной поддержке МИДа прошло сразу несколько конференций на тему «интеграции интеграций». Белоруссия пытается в меру своих сил ставить на повестку дня идею, что преодоление разногласий между Востоком и Западом — в сотрудничестве двух союзов, Европейского и Евразийского.

Москва формально, устами своих евразийских чиновников, не против. Владимир Путин и сам несколько раз упоминал «Большую Европу от Лиссабона до Владивостока». Но трудно представить себе такую интеграцию в условиях взаимных санкций, а Брюссель пока явно не намерен начинать формальный диалог с Россией без серьезного прогресса в выполнении Минских соглашений.

Усилия Минска по вербальному продвижению идеи интеграции интеграций, а они идут уже больше года, разумеется, будут бесплодными, пока большие дяди не решат свои проблемы сами. Но этот глас вопиющего в пустыне — сигнал растущей усталости Белоруссии от необходимости постоянно балансировать между спорящими соседями. Которые к тому же все чаще перестают обращать внимание на стиснутую между ними небольшую, но требовательную страну.