Сравнения с культовым Ларссоном любому его соотечественнику, вздумавшему сочинять детективы с привкусом нуара, не избежать.
В случае с Лапидусом сличение данных показывает, что общий знаменатель — лишь география и жанр. Бичевание общественных язв характерно для всей современной шведской литературы. Во всем же остальном Лапидус обладает собственным выразительным голосом.
И не бэквокалом: дебютный роман «Шалені гроші» (Х.: Фолио, 2013), вышедший практически одновременно с первой книгой ларссоновской трилогии «Миллениум», был за короткое время переведен на 30 языков и довольно быстро экранизирован, а его автора признали достойным представителем нового писательского поколения.
Как адвокату, специализирующемуся в уголовном праве, Лапидусу пришлось решать непростую задачу: с одной стороны, он был знатоком стокгольмского дна и судебной кухни; с другой же, чтобы бывшие «подопечные» не попортили его модельное
лицо, материалы реальных уголовных дел следовало тщательно отобрать и видоизменить.
Судя по тому, что писатель продолжает творить в избранном ключе, с заданием он справился: сюжет придумал, героев, если у них и были реальные прототипы, загримировал до неузнаваемости, а позаимствованные из разговоров с клиентами жизненные детали не делают роман документальным, а лишь добавляют правдоподобия.
Мысли главных действующих лиц — чилийца Хорха (тюрьма, наркотики, побег), серба Мрадо (рэкет, наркотики, насилие) и шведа Ю. В. (молодежная тусовка, наркотики, поиск пропавшей сестры) — крутятся, словно шестеренки, вокруг оси «шальные деньги». В их идеальном представлении купюры должны появляться в больших количествах и со сверхзвуковой скоростью.
Поначалу своих персонажей, каждый из которых имеет план личного обогащения, автор гоняет по шведской столице вразброд: им еще предстоит встретиться, но до того они обязаны рассказать нам о прелестях продажной пенитенциарной системы в стране развитого капитализма, об особенностях эмигрантского быта и низменности «высшего света».
Лапидус мастерски прошел по минному полю ненормативной лексики, дозируя ее ровно отмеренными порциями.
В его исполнении это и вызов любому переводчику, и лакомство для читателя, предпочитающего «погорячее», и демонстрация расширенных возможностей детектива, где есть преступление, действие, интрига, но нет расследования в классическом смысле, а суд играет проходную роль «кушать подано».
Сегодня фокус с изъятием из повествования представителей «добрых сил» — едва ли не единственный шанс высказаться жестко по отношению к раздражающим социальным явлениям, к которым в либеральной Европе принято подбираться «на мягких лапах». Однако политкорректный подход, как доказывают скандинавы, проблемы только множит.